Пролог

" политике ничто не случайно! Если нечто происходит, можно быть уверенным, что это было запланировано именно так!" (Ф.Рузвельт).

Если человек, спокойно плывущий по течению современной жизни, прочтет такие строки:

Тем более, прочитав вот такие строки:

Первая фраза вышла из-под пера автора, чье имя-фамилия настолько славянские, что смахивают на псевдоним - Евгений Рогачев. Вторая принадлежит американскому еврею Джеку Бернштейну, купившемуся в свое время на сказки о Палестине, несколько лет пожившему там, а по возвращении на единственную и настоящую родину накатавшему такую книгу, на фоне которой "Русофобия" и "Спор о Сионе" выглядят чтением на ночь - "Жизнь американского еврея в расистско-марксистском Израиле" (дважды изданную в США с 1985-го года). (1)

Подобное единодушие и меня заставило задаться вопросом: как на самом деле происходил геноцид? Тем более, что мистифицированность Второй мировой войны ощущалась мною всю жизнь, и ощущалась как нечто личное.

У моих родственников по обеим линиям имеется самый традиционный набор военных судеб: фронтовики - убитые, вернувшиеся, пропавшие без вести; пережившие оккупацию, интернированные. Не было только эвакуированных. Я сын, внук, племянник тех, кто видел лица живых врагов и держал в руках то ли ППШ, то ли вилы. Но почему-то на большинстве мемориальных мероприятий, которые я посетил, народы-воины скромно стояли у стены, не зная куда девать руки. А вперед, с трогательным листиком из школьной тетрадки, неизменно протискивался представитель народа "непригодных к строевой службе по близорукости", народа вечных эвакуированных и узников. Союз ветеранов любого уровня возглавляет Альтшулер, Союзом узников в любом городе руководит Брановер... (Я наверное пишу святотатственные вещи - Альтшулер, сцепив зубы, форсировал Днепр и лез на стены Кенисберга, а у Брановера и до сих пор виден на руке неподдельный номер Дахау. Но почему ни разу в моем присутствии с трясущимся листиком к микрофону не вышел Кузнецов, а места почетного председателя районного Совета ветеранов ни разу не удостоился Сидоров или Фоменко?! Они что - плыли медленнее или на одну цифру имеют на руке меньше?!)

К сожалению, даже мои кощунственные мысли, а не только исторические факты, могут быть подкреплены цитатами. Вот строки из стихотворения Арона Вергелиса "Процессия" (24.01.1953 г.):

Пускай я первым буду вздернут,

Как прежде первым был в бою.

Понимаю, понимаю - они могут квалифицироваться как законная гордость любого фронтовика своими подвигами. Но на 13 дней раньше (11.01.1953 г.) Вергелисом было создано другое стихотворение - "Они и мы", которое я привожу полностью:

Они и я вернулись из Европы.

Но я под пулями лежал в снегу,

Когда они за мной следили в перископы,

Вдруг, дескать, я к врагу перебегу.

Они и до сих пор справляют пир победы,

А я в труде упорном спину гну.

Они ж приглядываются, дармоеды,

Не продал ли я "Джойнту" всю страну.

По городу же слух идет:

"Уже готовят эшафот".

Тут полный набор - и клевета, и оскорбление... Предположить, что еврей перебежит к немцам, мог только полный идиот. Сия риторическая фигура понадобилась для противопоставления (а упоминание "Джойнта" обозначило эти антитезы как национальные). "Лежащий в снегу", хочешь - не хочешь, сообщает национальность и "первому в бою". А "следящие в перископы" - это русские, которые и после войны только жрут водку. В то время как "понесший катастрофические потери" народ в одиночку восстанавливает такую огромную страну. Гибкие трактовки, вроде того, что под под словом "они" подразумевается НКВД или что-нибудь еще, могут прийти в голову только тому же идиоту - из Европы возвращались регулярные войска, т.е. русские мужики. А в отношение "трудов" Вергелиса может возникнуть вопрос как раз в духе НКВД: откуда это он в условиях информационной изоляции страны мог знать о существовании и деятельности "Джойнта"? Тем более, с "неразогнутой спиной". (Стихи в переводе Давида Самойлова цитируются из литературного ежегодника "Год за годом" - N6, 1990 (М., "Советский писатель", 1991 г.))

Но продолжим: Альтшулер подходит к микрофону и слабым голосом говорит о людских страданиях, людской боли. Только через несколько минут все начинают понимать, что под людьми оратор подразумевает исключительно евреев: горе безутешной вдовы - это горе соседки Розы Абрамовны, товарищ по окопу - это весельчак и умница Мотя Ройзен (его портрет сейчас висит в синагоге), самое страшное в мире - это война... шесть миллионов жизней, шесть миллионов!.. Когда звучит традиционный рефрен "шесть миллионов", присутствующие испытывают легкий дискомфорт: дружить в окопе каждый волен с кем хочет, но жертв-то было много более. Да и вдовы носили не только еврейские имена. Но никто, конечно, не шокирован, все понимают и разделяют скорбь оратора - ИМ досталось в этой войне больше всех... (Кстати, о чем бы еврей не говорил, на какой бы вопрос не отвечал - он всегда говорит о евреях: о месте еврейства в предполагаемой ситуации или о возможных проблемах евреев в связи с этой ситуацией. И хотя всегда звучит слово "люди", неизменно появляются какие-нибудь опознавательные "шесть миллионов", дающие понять об истинном предмете разговора. Скажем, перечисляя в выпусках новостей CNN жертв любого терракта, вам непременно сообщат, что двое из них были евреями. Все остальные - просто 8 или 15. Следовательно, убийство еврея - это особенно тяжкое преступление, требующее внести коррективы в окончательный приговор.)

Но почему, - спрашивал я, - почему ИМ досталось больше? Ведь 20 миллионов - это ужаснее, трагичнее шести?! И мне, конечно же, указывали на недопустимость бухгалтерского тона в подобных вопросах. Я с готовностью отрешался от цифр, но нравственную сторону вопроса пытался выяснить до конца: почему у них - Катастрофа, у нас - просто потери населения? И получал как раз вопиюще бухгалтерский ответ: во-первых, это не у вас, а у всех народов СССР, а, во-вторых, относительно общей численности нации МЫ пострадали неизмеримо больше! (Добиться ответа на вопрос: входят ли советские евреи в 20 или в 6 - я ни разу не смог.)

Да, действительно, едва ли найдется на территории бывшего Советского Союза народ, не пославший своих воинов на фронт. Но ни один из них не выделил себя в персональную местечковую Катастрофу. И, прошу прощения у всех этих народов, я с детства имел дурную привычку читать списки на монументах и обелисках, и какие фамилии там преобладают - могу сказать твердо. Мы, действительно, самая многочисленная нация, сражавшаяся в Великой Отечественной...

(А в зрелом возрасте у меня начала проскальзывать гнусная мысль - не потому ли у микрофона Альтшулер, что все Кузнецовы и Фоменко - под обелисками?.. Я побывал у Доски Славы в донецкой синагоге - интенданты и картографы, запечатленные на ней, разумеется, тоже ковали Победу.)

Во второй половине 1995 года известный генерал-архивариус Дмитрий Волкогонов слетал в Соединенные Штаты на конференцию по итогам Второй мировой войны. И вполне одобрил ее результаты: в этой войне советский народ потерял не 27,5 миллионов, как принято было считать, а 26,5. Так что, в самом деле, трагедия моего народа оказалась не столь велика, как я настаивал. Тем более - относительно общей численности нации.

Но не следует думать, что кампания по умалению роли русского народа в этой войне началась только во второй половине 1995 года. В конце 80-х вышла книга "Россия и Германия: наставники Гитлера". Одно название чего стоит! Автор ее - некий Уолтер Лакер, чьи предки, как он сообщает - выходцы из России. (Очень русская фамилия - Лакер...) С точкой зрения автора на этот вопрос русский читатель мог познакомиться в другой его книге - "Черная сотня. Происхождение русского фашизма" (услужливо переведенной и изданной у нас с помощью Фонда Сороса, чей основатель был выдворен из нескольких стран за связи с израильской разведкой "Моссад"), где целая глава посвящена тем самым русским учителям Гитлера. Я приведу только несколько фамилий этих учителей - Шварц-Бостунич, Фингер, Шабельский-Борк - столь же русских, как и Лакер... Но как бы там ни было, а чтение произведений этого страстного обличителя "крайней правой в России" (а почему в России? у себя бы и искал) - наводит на вполне четкую мысль: из всего "правого" он извлекает только то, что отдает антисемитизмом или антимасонством, добавляя туда и совсем неожиданных людей, вроде философа-путаника А.Зиновьева или твердых марксистов Л.Замойского и В.Большакова, у которых случайно, в контексте, проскакивали сходные выражения. Взятое вместе со стремлением возложить часть вины за фашизм на русских, это заставляет подозревать некое необозначенное автором стремление - например, ПЕРЕЛОЖИТЬ часть вины с кого-то или чего-то... Мое же стремление отыскать это "кто-то" или "что-то" - было одним из главных побудительных мотивов к написанию подобной работы.

Вот и перейдем к "геноциду" и этим завораживающим "шести миллионам".