"Муж двоедушен неустроен во всех путех своих". (Иак.1.8)
Тридцатые годы девятнадцатого века - это годы увлечения русской дворянской интеллигенции Байроном, Гете, Гейне, Шиллером -представителями возникшего в конце семнадцатого века направления европейской культуры - романтизма. Романтизм по своей сути был протестом против того царства капитала, беспробудного мещанства, которое возникает в Европе после победы буржуазных революций, а религиозно и духовно - романтизм был реакцией на протестантство, которое, лишив человека аскетического подвига, выхолостило в христианстве все героическое, высокое и неотмирное. Романтики воспевали безудержную вольность, гордое одиночество личности, жажду и стремление к бунту, ниспровержение авторитетов, доходившее часто до открытого богоборчества - выпада против кальвинистского догмата о безусловном предопределении Богом человеческой участи. Великий русский поэт Михаил Юрьевич Лермонтов полнее и лучше всех соотечествинников, - своих современников воспринял и выразил романтическое увлечение мысли. Протоиерей Георгий Флоровский: "Лермонтов дал незабываемее изображение тогдашних душевных состояний, какого-то нравственно-волевого раздвоения личности. Это был ядовитый сплав дерзости и отчаяния, без очарования и большой пытливости. Отсюда жадное стремление выйти из настоящего. Такой выход чувствуется в романтизме. Но сам по себе романтизм религиозно безвыходен, из романтизма нужно вернуться в Церковь. Внутри же романтизма есть только мнимые и ложные пути" (1). Со временем они преодолеваются достойнейшими представителями русской интеллигенции, путь в Церковь себе нашедшими: Гоголем, братьями Киреевскими, Константином Леонтьевым, которые с помощью опытных духовных наставников (прежде всего оптинских старцев) вернулись к церковному святоотеческому осмыслению миробытия, но это было уже позднее, в 40-е годы того же XIX столетия. Ни при Пушкине - 20-е годы, ни при Лермонтове - тридцатые, об этом еще нельзя было помыслить. Слишком далеко друг от друга находилась тогда церковная и светская мысль. Возьмем за пример преподобного Серафима Саровского и великого русского поэта А.С. Пушкина. Они так никогда и не встретились, хотя были современниками. Время для встречи Церкви и интеллигенции в то время еще не наступило. Обмирщенное интеллигентское сознание продолжало ходить своими путями, и М.Ю.Лермонтов, как никто другой, всей своей жизнью и творчеством показал лживость этих путей, всю неправоту разделения некогда единого сознания русского народа, погибельность для русской души внесения в нее чуждых русскому, православному сознанию идей, каковыми были, например, идеи западных романтиков. Именно под их разрушительным влиянием Лермонтов сформировался как замкнувшийся в себе, разочарованный мятежник, духовное разъединение которого питалось двойной обидой: тайной - на Бога, открытой - на человеческий род, во имя высшего достоинства человека, якобы, униженного Божественным гневом и преданного человеческим обществом.
Душа поэта, раздвоенная и истерзанная, страстно искала, но никогда не достигала гармонии, единства, цельности. Часть его души стремится к Богу. "В небесах я вижу Бога" (2). Другая же, под влиянием мучивших поэта страстей и, прежде всего, гнездившейся в его сердце гордости, тянет его вниз, удаляет от Бога. Лермонтов осознает, что душа его одержима греховными страстями, что эти страсти мешают ему быть с Богом, преграждают ему путь на небо. Он пишет:
Не обвиняй меня, Всесильный,
И не карай меня, молю.
За то, что... часто звуком грешных песен
Я, Боже, не Тебе молюсь (3).
В этом духовном противоречии проходит весь жизненный путь поэта. Чтобы выйти из замкнутого круга Михаилу Юрьевичу нужно было всецело последовать Богу, оставить любовь к суетному и преходящему, начать жить для вечности. Но для этого нужна крепкая, горячая, искренняя вера, какой у Лермонтова, к сожалению, не было. Его душа больна маловерием, он часто предпочитает земное - небесному:
Как землю нам больше небес любить?
Нам небесное счастье темно:
Хоть счастье земное и меньше в сто раз,
Но мы знаем, какое оно (4).
Лучший показатель духовного здоровья - молитва. По словам святого Иоанна Лествичника: "0на есть источник добродетелей и зеркало духовного возрастания" (5). То есть только стяжавший в своем уме и сердце молитву может иметь уверенность приобрести постепенно и другие добродетели. Из стихотворения Лермонтова "Матерь Божия, ныне с молитвою" видно, что поэт не понимает настоящей молитвы. "Действительно, что выражает Лермонтов, о чем молится? Не о спасении... не с благодарностью иль покаянием". Какая же это молитва? Печальное состояние, если поэт называет свою душу "пустынною". От того и стала она воспевать демона. Особняком в его творчестве стоят два действительно прекрасные по идее стихотворения: "Ангел" и "В минуту жизни трудную". Второе - настоящая молитва, при которой "... и верится и плачется и так легко, легко". Но эти проблески не осветили пустынную душу"(6).
Темная сторона его души все-таки взяла верх, и это привело М.Ю. Лермонтова к поистине ужасному финалу его судьбы. Дуэль с Мартыновым явилась последним делом непослушания поэта Богу. Не захотев исполнить волю Божию, выраженную в заповеди: "Мне отмщение, Аз воздам" (Евр. 10,30), Лермонтов отомстил сам, защищая, как ему казалось, свою поруганную честь. И, увы, на вечность сделался чуждым Того, Кто "смирил Себе, послушлив быв даже до смерти, смерти же крестныя" (Фил. 2,8). Взирая на трагическую участь погибшего гения, мы должны помнить о всегдашнем сообразовании своей воли с волей Божией, всегдашнего следования узким и тесным, но единственно спасительным путем смирения и послушания Богу и Святой нашей Матери Православной Церкви, всем ее Богооткровенным и Богоучрежденным догматам и установлениям, помня, что вне Церкви нет спасения.
Литература.
1.Георгий Флоровский, протоиерей. Пути русского богословия. Вильнюс, 1991. - с. 235.
2.Лермонтов М.Ю. Стихотворения. М.:Художественная литература,1985. - с. 79.
3.Лермонтов М.Ю. Указ. соч., с. 5.
4.Лермонтов М.Ю. Указ. соч., с. 23.
5. Преподобный Иоанн Лествичник. Лествица. М.: Сергиев Посад, 1908. - с. 232, 233.
6. Беседы старца Варсонофия Оптинского с духовными детьми. М. - Рига, 1995. - с. 218.
Иеромонах Варлаам (Горохов):
:
