• В памятный день ликованья с утра, 1
• Первые коррективы внёс 27 января 2004 года. 5
• 16 апреля 2005 года. 7
• Как так получилось, 7
• 21 апреля 2005 года. 8
• И последнее. Сюрприз внука Коли Перфилова! 9
• Итак, хронология накануне праздника подошла к 1Мая и Светлому Воскресению в этот же день. 10
• Ну и так. Наступил день 1 Мая, и Пасха в этот день. 10
• 9 мая. 14

    «...Этот ДЕНЬ ПОБЕДЫ!.. Порохом пропах...»

    В памятный день ликованья с утра,

    Девятого мая сорок пятого,

    В землянке штабной с криком «Ура!»

    Весть о победе встретил с комбатом.

           Со дня на день полной победы ждали:

           Второго мая Берлин то наши взяли!

           Комбат Безуглый, дюжий хохол, «был хватом,

           Слуга царю, отец солдатам...»

           Утром вижу   у него дама в два обхвата!

    За перегородкой на топчане из брёвен

    В эту ночь куда как и я был доволен!

    Как и у них, на таком же ложе в прихожей

    Дрыхнул...мне тоже по содатски было гоже.

           О моих связях в бригаде комбат знал:

           Состоял я в ЧМО интендантской службы.

           Достань! И пиши заявленье на отпуск,  сказал,  

           Подпишу у комполка на митинге тут же!

    Прод и вещсклады нашей бригады

    В бывшем монастыре   в Оптиной пустыне.

    Старшина Фомин с утречка...встрече рады!

          Тут как тут и Гришка Скворцов   из вещевого...

          Москвич, выпить не дурак! Нрава занозисто злого.

          Почему и мне не махнуть с ними с устали?..

          Километра два лесом, прямиком,

          Бежал как угорелый к заветной цели.

    У одной тётки у нас был притон,                         

    Где мы к спирту сырцу доступ имели.

    У ней же был свободный вход

    К одежде цивильной, от новобранцев.

         Она имела свой интерес...доходные шанцы.

         Домик её стоял у монастырских ворот,

         Тут же под навесом у башни угловой

.        Наш армейский этот склад дармовой.

    Дубль ключи у ней   бери что надо,

    За что зелёный змий был нам в награду!..

    Прихожу к ней с тревожной душой,

    Вдруг скажет:батюшки, ничегошеньки нет.

         Сердце забилось, когда услышал:«Родной,

        Что за вопрос! Во что?» Две фляжки в ответ!

         Радость на радость, в душе восторг!

        Такая удача! Исполнен долг!

    Веселись душа и тело – рад комбат:

    «Спасибо за службу! Ай да солдат!»

    Наискось с краснополосным желдорбилетом

    В поезд втиснулся в шесть часов дня,

    Не веря во всё это,  честно говоря!

           От счастья колотило ознобом меня!

           На второй день, 10 мая, был уже дома,  

           В своей «хижине дяди Тома».

           Как в сказке с хорошей развязкой.

    Нежданно, негаданно – победитель явился!

    За что от самого Сталинграда отец бился.

    Ликует теперь с братвой ошалелой в Берлине!

    Подумает ли он обо мне при этом?

           Мирная жизнь для него отныне

           Гранью пройдёт между мраком и светом.

           Из котла кухни походной кашу

           «Разводящим» черпал с ароматной тушёнкой...

    Не понять немчуре русскую душу нашу:

    Фриценята, с ушедшей в пятки душонкой,

    Выползали к кухне из под подвалов.

    Ручонки тянулись робко, чуть что – драпака...

           «Ихь бин Тельман, Нитлер капут!»  

           Льнут к отцу, как на шею хомут...

           И всё это под русские песни, под гопака,

           Под несмолкаемый орудийный, ружейный салют!

           Вот так советская армия махина

           Голодных детишек поверженного Берлина

           Добрым сердцем солдата отца кормила.

    Там, в России, у самого семеро по лавкам,

    Им, детям победителей, ох! как не сладко...

    Дети то причём? Они за отцов не в ответе!

    Позади Сталинград, атака в снежной мгле,

           Т 34 с десантом автоматчиков на броне!

           Среди этих автоматчиков и наш отец,  

           Сызмальства ловкий деревенский кузнец.

           За танками шла пехота в наступленье...

    И вот сержант татарин кричит в исступленьи:

    «Парфилов, пересядь!»  Что делать, боец:

    «Есть!»,   да фатальный вышел конец.

    Знать, дьявол понукал на место роковое

    Сержанта. Мина угодила как раз в него...

    Прими,  Аллах,  метущую душу его!

    Отца же спасло Провиденье иль что-то иное?

           Восемь осколков в мягкие ткани ног.

           Из госпиталя отца, как кузнеца,  в артмастерскую.

           До победы ещё много трудных дорог...

           И «должность» он освоил в боях поварскую!

    На походной кухне, с дымком, как Емеля,

    Катил он в логово фашистского зверя!

    Артмастера довольны – стряпня его на ура!

    Ах, не то!Суп гуща одна, –виновато мямлил отец.

    Дядь Саш, дак это даже самое «то» – молодец!

    Варил то, небось,  не из топора?!

    Но отец считал себя Тюхой Матюхой  

    Даже похлёбка у него не та...

    Но хлеб то он резал умело – краюха

    Хлеба для него с детства свята!

           А Феня в тылу сетует: «Что я жила?

           Ничего не видала, нигде не была.

           Убирали трупы в войну – была под Москвой.

           Рвота одна, вороны...»,   причитала она с тоской.

    Купила однажды Феня в сельпо лимоны,

    Домашние стали есть, как едят вообще помидоры?

    Ничего подобного сроду баба не знала,

    Знала лишь то, что с огорода снимала.

           Пётр, муж её, гений лексикона извечно русского,

           Ох! и честил бедную Феню словами гнусными:

           «Куда, стерьва, смотрела, чего купила...

    Продавщиця – сука! за что деньги слупила?!»

    Горечь лимонной корки вкусил

    Автор строк этих тоже.

           В честь победы впервые лимон купил

           И кусать его начал как грушу с кожей.

           Не пойму никак – горечь, тьфу!,  а всё кусаю,

           Со всех сторон...Буфетчицу ругаю...

    Это было в Мичуринске, при пересадке

    На камышинский поезд, в буфете вокзальном.

    Думаю, цитрус то должен быть сладким?

    Но бросил в урну, раздосадованный буквально.

    А вообще то пообедал в ресторане славно!

           Дома с дороги помылся в чулане

           (корыто, чугунок горячей воды – и вся баня!).

           На печку залез, пришедшим сельчанам рассказываю,

           Недозрелым, знать, лимоном победу отпраздновал.

    Сидела на скамейке одна тётка, съязвила,

    В городе жила, разбиралась не только в лимонах.

      «Кто ж лимон с кожурой ест?  нешто горилла,

    В зоопарке...» Пристыженно униженный подумал я:

           Эх, ефрейтор, даром носишь погоны!

           Тебе как никак девятнадцать почти,

           А ты лаптем хлебаешь,   старче,   шти.

    Полтора года армейского стажа!

    Не беда,   всё ещё впереди – толкач муку покажет!

    А пока не до антуража, тамбовскому волку урок.

    Да и не волк совсем   неуклюжий сурок.

           Принародно мне стыдно было признаться:

           Серая шинель как раз к лицу, куда деваться?

           Когда же приехал из отпуска в часть

           И рассказал про этот конфуз с лимоном,

    Комбат надорвал живот, смеясь,

    Запивая заморскую тушёнку свекольным самогоном.

    «На днях командировка предстоит в Москву,  

    Соврал не соврал,   привезу десяток лимонов

           Да килограммчика два песку,

           Чаю...Белого хлеба 5 6 батонов...

           Чаепития ритуального урок преподам,

           А то ведь, Миша, с такой репутацией срам!»

    А видел ли я в глаза тогда дыню, арбуз?

    Нет, потому «скифы мы», друг мой урус.

    И как ни хорошо было дома,

    Но быстрей бы вечер – томила истома...

           Подруга, что на прощанье в 43 м кисет дарила,

           Занозу давно уж в сердце вонзила!

           На другом конце жила, на Кочерге.

           Сарафанное радио донесло уж ей весть обо мне.

    И день был, как и вчерашний, полон счастья!

    Все мы под Богом, все в Его власти!

    Дело прошлое того не вернёшь, говорю себе:

    Не она   Юлька больше была по душе.

           Но надежда юношей питает! Слёз не роняю.

           За отпуск и с ней, да и с Зиной и с Тонькой

           Встречи будут.Успевай целовать только!

           Любят взасос целоваться девки – я их знаю.

    Привезешь ребятам на зависть на теле знаки!

    Стыд и срам! И разврат, как заправского гуляки...

    На проводах Нина и на этот раз что-то  куралесила

    Мать её ярлык зятька давно уж на меня навесила.

           Те дни были самыми счастливыми, братцы!

           А сколько их было всех в жизни таких?

           У того Джона Гопкинса было шестнадцать,

           Из девяноста прожитых лет? Видно, не простых?!

    Жил то он в богатой стране, при капитализме.

    Где же счастье твоё, Джон, в богатстве ли?

    Грёб под себя, как крот? Деньги с ума свели?

    А я шестьдесят шесть прожил при социализме

    И тринадцать– не поймёшь,   в каком то «изме»?

           Жил и живу не тужу в бедной, но милой отчизне!

           Уверен в одном:счастливых дней было больше!

           Но и не так уж, как тот пан в Польше.

    Моё credo: добра всё же больше, чем зла!

    Дьявольским искушениям показывал фигу!

    «Жизнь прекрасна и удивительна!»   Да!

    Дурное настроение? – возьмите книгу...

           В блокадном Ленинграде духовной пищей,

           Пусть самую малость, но утоляли голод.

           В наше то время книга – силище!

           Читайте! Читайте все – стар и молод!

    Вот Виктор Астафьев, сирота беспризорный,

    Читал без передыха всё, что встречалось взору!

    В детдоме, среди горемычных и сирых,

    Из за книг даже дрался, воровал их!

           А в детдоме, кто не знает,   такие блатяги,

           Не подросши до кондиции в этой гавани,

           Уже в шестнадцать – в свободное плаванье!

           В бурный поток на утлой ладье  чаще в тюрягу.

           Виктору это не грозило нисколько  

           Его ладья на житейской волне держалась стойко!

    «День Победы порохом пропах,

    Это праздник с сединою на висках...»

    Чего мы добились? Славы в анналах Истории?

    Всего то? После Наполеона ещё одной Виктории?

    Торжества тут такие – не весть какие.

    Побеждённые  гоголи, а мы всё ещё хмельные...

           «День Победы,  порохом пропах,

            Это праздник со слезами на глазах...»

***

Первые коррективы внёс 27 января 2004 года. 

В этот день участвовал во встрече с читателями в Центральной районной библиотеке им. Анны Ахматовой по случаю 60 летия снятия блокады Ленинграда.  Наведался Путин в Овсянки, в Дом музей умного нашего, пожалуй, самого умного после Горького, писателя, мыслителя Виктора Астафьева – 27 февраля 2004. Возложил венок на его могилу. Прочитал ли он эпитафию, что сам себе при жизни написал кровью этот писатель?

В озноб возьмёт даже самого Господа Бога нашего это откровение... «ухожу из мира чужого...» А кто его сделал чужим? –Горбачев, Ельцин и иже с ними,  добрыми намерениями мостившими дорогу в ад не  только себе, но и другим прытким, дюже «умным» под лецам. – «Не лезь вперёд батьки в пекло!»   только и всего надо было знать этим «мудрецам». И как бы они ни изощрялись в словесной эквилибристике, они глупее самого распоследнего русского мужика!

Пусть я не Бунин, не Некрасов и не как прадед мой Герасим Степанович Перфильев, не Столыпин  уверен на все сто процентов, такой глупости, как эти реформаторы, не допустил бы. Просто у меня нашелся бы какой то тормозок, чтобы не произошло то, что про  изошло. То, что знает, изучая всю свою жизнь Гайдар тот же,  – всё это кобелю под хвост. Он прожил бы  всю жизнь в той же Америке – всё равно у него ни чего не получилось бы с его «шоковой терапией» в России. Но Ельцин, такой же авантюрист, дал ему добро на такое дело,  которое  не по  плечу никакому  антимарксисту! Даже Плеханову... Сейчас я ничего  не хочу сказать что либо путное, но когда надо бы было, моя голова выдала бы что-то  разумное в том смысле, что послужило бы не вопреки, а во благо. И это не пустые слова бахвальства. Моя душа, как у всех от Бога, но она по другому, быть может, устроена! Не исключено, мне сам Божий ангел покровитель способствовал бы благому делу. Этот Гайдар и иже  с ним Чубайс обобрали, прямо скажем,  стариков, все их сбережения на блюдечке  с  голубой  каёмочкой преподнесли хватким хищникам, жуликам, которые воспользовались, чтоб быстро «урвать и когти рвать!»  Этот вечно поддатый и иже с ним с ухмылкой мордатый как бы ни при чём на нас смотрят,  как на  глупых болванов? Где их гражданская, самая что ни  на есть обыкновенная человеческая совесть? Почему они прилюдно не признаются в своей опрометчивости, в своём безалаберном поступке? Хотели, конечно, сделать как лучше, но получилось то совсем не так, а вверх тормашками...

Знали же они, что не грозит им ГУЛАГ! Вот тогда бы они, да будь они прокляты, не рискнули бы ввергнуть миллионы людей в нищету,  оставив их на бобах? А так что? – с гуся вода...  Нет, голубчик, «твоё сердце под прицелом...». И ни  что не спасёт твою слащаво самодовольную особу!   Будет вам, будет вам! – тёща  всегда  нам не то грозила, не то предупреждала от напасти какой то,  ей одной ведомой,  и оказалась прорицательницей   неграмотная старуха! Сбылось её предсказание...

16 апреля 2005 года.

Вот и ещё грядёт славная дата Великой Победы – 60 летие! И ещё  одна Великая новость озарила своей «опрометчивостью» мой  жизенный путь. Поэтесса Лариса Васильева перевернуламоё религиозное сознание своим откровением (ей, может, свыше дано!). На место бесплодной Троицы Отца, Сына и Духа она ставит жизнетворную Небесную Троицу, соответствующую земной парной троице:

Бог Отец Бог Матерь (отец мать).

Бог Сын  Бог Дочерь (сын дочь).

Бог Дух Бог Душа (дед баба).

Баба не в вульгарном смысле «баба женщина», а баба – бабка. Жизнеродный процесс в мирОздании Вселенной тот же, что и на земле, по воле Творца: «плодитесь и размножайтесь!» Лариса Васильева пишет:

«Среди учёных мужей, а также среди литераторов,  особенно поэтов, случались ислучаются прозорливцы  с  ощущением двуобразности Божественного в Природе мирОздания, с предчувствием парной Троицы. В.В.Розанов, В.И.Вернадский, В.С., Соловьёв, Д.Л.Андреев  очень близко  подходили  к Двоебожию Природы, но всякий раз переходили с мужской вертикали на женскую вертикаль  (вместо того чтобы скруглить обе)... Люди религии всегда находят выход в Прославлении Богородицы, опуская глаза перед Её непризнанием Богом. У Серафима Саровского было прозрение. Он назвал Заступницу Деву Марию ещё и Спасительницей,  уравняв Её с Богом Сыном, Спасителем, Иисусом Христом».

**** **** ****

Как так получилось,

что спустя вот уже 60 лет после Великой Победы над фашизмом, в сегодняшней России не осталось человека,   который бы без оглядки на всё и вся сказал бы торжественно и радостно о Победе? Нет, кого ни спроси, из свидетелей той Победы, никто не скажет о Ней без примеси неудовлетворённости и скептицизма, к чему мы пришли в сегодняшней России. Какой то вор и пройдоха Абрамович нас всех облапошил, бестия Ходорковский с наглостью несусветной при услужливой адвокатской беспардонности Падлы, т.е. Падвы, преспокойно смотрит на нас «невинными глазами»: всё по закону, мол, я вас необкрадывал, а как в одночасье стал миллиардером? – это не ваше собачье дело. Коммерческая тайна! Фронтовик, ополченец, Д.Гранин вспоминает: «Вечером мы праздновали День Победы, то был совсем особенный праздник двадцатилетия победы, после1945 года ещё не было такого. На набережной молодёжь качала ветеранов. Все были хмельные, а пьяных не было. Солдаты надели ордена, и на солдат смотрели с восхищением, так же как двадцать лет назад. Я снова чувствовал себя победителем, а главное,  я  опять был солдатом».

А мы с отцом рано рано пошли на одну дачу к его новому знакомому («томилинский дед») прокопать поранней с ним договорённости траншею. Прокопали 18 метров. Смотрим, дед этот, томилинский, выходит к нам с крылечка, здоровается,  и  тут же  отсчитывает 18 рублей: «За каждый метр по рублику». Дюже дякуем! Пошли ко мне на ул.Гоголя, 28. Три года, как я там обосновался по ордеру Люберецого горисполкома. А ночевал у отца матери в Люберцах. В эту квартиру первую, что выхлопотал я, вселил родителей, вызволил их из барака. Хотя ордер был на меня. И года два потом мне отказывали: «Ваше дело в обеспеченных». Но в конце концов дали! Пришлось прибегнуть к ультиматуму. Дело в том, что в октябре 1961 года родился у нас третий ребёнок, жена в роддоме, и я в жилотделе заявил, что в барак брать её из роддома не буду Хорошо выпили с отцом, первые послевоенные медализа победу... И чем памятен этот день 9 мая 1965 года – дал я зарок отцу бросить курить! Что и сделали чем горжусь всю жизнь. Не курю с тех пор вот уж 40 лет!!!

21 апреля 2005 года.

В пол одиннадцатого звонок. Две дамочки вручают мне медаль в честь 60 летия Победы, поздравление губернатора Громова и 1000 рублей, поздравление Ковалевского и 500 рублей отнего, продуктовый набор (водка «Добрый вечер» 0,7, банка кофе, коробочка чая,  коробка конфет «Золотая Нива», шпроты, баночка лосося, тортик маленький «Мишка в лесу»), приглашение на обед в ресторане «Казахстан» на 5 мая.  Спасибо! Дорого внимание.

А завтра, 22 го, пойду за медалью жене, в к/т «Победа». Дадут ли им, труженикам тыла, какой подарочек? Дали – 300 рэ, что в эквиваленте советских денегсоставляет примерно 6 (шесть?) рублей! За каждое прожитое десятилетие после войны аж по одному рэ! В придачу один цветочек простенький! А сколько труда было взвалено на плечи тех ещё даже не совсем развившихся подростков. Та же наша бабка Нина Никитична... Метала снопы, поила и убирала за скотиной в зимнее время, доставала бадьи из колодца, кругом обледенелого и потому небезопасного... А при поездке на лесозаготовку чуть не погибла. Машина перевернулась, соседа придавило бортом насмерть, она же чудом осталась жива:под ней оказалась какая то выбоина ямка в земле! 14 15 16 17 летняя девчонка ввойну работала как ломовая лошадь. В первую военную зиму с поля вывозили смерзшиеся снопы...на салазках! – всё те же девчушки и сопливые чиграши. А моя мать брала маленьких ребятишек с собой в поле, на работу, и падали они у неё на глазах в об морок, от недоедания и солнечного пекла, падали в борозду... У ней их было шестеро, без меня. Как кощунственно выглядит вся эта свистопляска с всякими презентациями в наше теперешнее бессовестное время. Одной такой презентации вышло бы нашим домодедовским Ветернам труда на порядок больше, чем то, что им отвалили к этой поистине Великой дате.

К этой последней для нас победной дате!

Не легче было и в послевоенной жизни этих нынешних ветеранов,  особенно в неурожайные 46, 47-е годы. Да и последующие годы: работали то за «палочки» После сдачи госпоставок на элеватор, засыпки семенного и фуражного фонда на трудодни оставалось хлебушка ноль без палочки. Рабов хоть кормили, а колхозные рабы выживали, кто как мог. В основном  засчёт своего личного подсобного хозяйства – скота, птицы, огородов. И это облагалось непосильным натуральным налогом: столько то надо было сдать в потребкооперацию молока, мяса, яиц, шерсти   и уж не помню, чего то ещё – свиную кожу, кажется... Тут и жаловаться то толком нельзя – снабжать города с растущим населением, с растущей индустрией надо!!! Но каково всё это переносить  деревне? Производители хлеба, труженики полей пухнут, умирают с голоду...

И если принять в рассуждение Л.Н.Толстого,  в его «Исповеди»,  то что же должен делать  человек? «Он должен точно также добывать жизнь, как и животные, но с тою только разницей, что он погибнет,  добывая её один,   ему надо добывать её не для себя (одно го моя вставка), а для всех. И когда он делает это, у меня есть твёрдое сознание, что он счастлив и жизнь его разумна». Честную трудовую мужицкую жизнь Лев Николаевич ставил выше всякой другой жизни – интеллигенции, священников, чиновников...«...я успел вырваться из своей исключительности и увидать жизнь настоящую простого рабочего  народа и понять, что это только есть настоящая жизнь. Я понял, что, если я хочу понять жизнь и смысл её,   мне надо жить не жизнью паразита, а настоящей жизнью и приняв тот смысл, который придаёт ей настоящее человечество, слившись с этой жизнью, проверить его». Какой бы он увидел жизнь простого рабочего, колхозника в советское время? В безбожной России?

***

И последнее. Сюрприз внука Коли Перфилова!

В журнале «Домашняя школьная библиотека» есть его ста тейка школьное сочинение обо мне.  Мой дедушка пошёл в армию в 1943 году, когда ему исполнилось 18 лет (17, но теперь это неважно). Он рассказывал мнемного интересного про свою службу.Один раз он гу лял (? самовольно забрёл) по лесу и столкнулся лицом к лицу с тремя немцами (диверсантами, один изних румын), а у него не было с собой оружия. Посколько дедушка очень хорошо (не очень, а более менеесносно) знал немецкий язык, он завёл с ними разговор. И они разговаривали до вечера (солнце клонилось к закату). А вечером попрощались и разошлись.Так ему помогло знание немецкого языка (не только это: им не было смысла убивать меня по другим соображениям. Да и не в этом была их цель).  Два нашихотряда автоматчиков поймали их – уходили они в сторону Белёва. Чтобы с ними было,  если бы они убили меня, Коля?

***

Итак, хронология накануне праздника подошла к 1Мая и Светлому Воскресению в этот же день.

С утра был на огороде, посадил морковку, свеколку, укропчик, ещё кое что. На участках – ни души! В та кой то день, на Пасху... И мыслил, всё время думал: какое возмездие ожидает меня за этот грех. Своего рода я сделал над собой эксперимент. Как бы говоря себе, что будет, то и пусть будет: за грех я должен принять наказание, каким бы оно ни было.

И наказание последовало вечером того же дня. Наказание телесное не такое уж тяжкое вышло,  но душа омрачена на всю оставшуюся жизнь. И сердце мое пропиталось горечью. И радость жизни покинула меня. Пишу это уже на шестой день. И вот звонок! Кто? Не Валерик ли? Из библиотеки две женщины: Наталья Сергеевна и незнакомая. Поздравили с праздником Победы и вручили подарок. Вот так сюрприз! Чтут меня как читателя. Я им такие закатываю дифирамбы, щеголяю своей «эрудицией»... Но без всякой вычурности, без всякой ложного бахвальства. Хочется мне всегда поделиться с Н.С. Чудесная она женщина! Такие люди за пустяковую зарплату несут культуру в массы, исполненные благородства и самопожертвования. Честь им и хвала!!! Они свободны от отравляющей душу и плоть наживы, что теперь стало смыслом жизни для всех, почти для всех. 

Ну и так. Наступил день 1 Мая, и Пасха в этот день.

Часов в семь вечера приезжает Валерик. Долго искал на нашем кладбище могилку б. друга своего. В 1984 году трагически погибшего. Был, говорит, коньяк у него, допил там. С ходу:

- «Выпить есть?»   

Есть, говорю. Подаю ему ту самую свою подарочную водку. Говорю ему: Это мне на День Победы.

- Не поддельная какая? Долго вертел эту бутыль.

- Да, нет, говорит, заводская, Владимир, «Добрый вечер». Подал две маленькие рюмочки. Сам я был трезв, и выпивать в этот день не собирался, даже в День Победы возможно не стал бы. Заразился огородом, да и в лес собирался пошнырять за строчками, сморчками... Соорудили закуску: капустка с грибами, паштет, сало. Сходил он за хлебом чёрным. Принёс также огурчикови помидоры. Салат что надо! Три бутылки пива этого у него не отнять любит! Деньги я ему давал. Какое то время он всё названивал кому-то и кричал в трубку: «Я тебя убью! Понял, гад!» Тот бросал трубку, а Валерик всё его донимал звонками. Сперва разговор был спокойный, он мне поведал, что теперь работает пять дней с двумя выходными. Я только спросил: на новом месте?

– Да. Где и что заработа я не стал спрашивать. Зная его неуравновешенный и непредсказуемый характер.  Он опять, как в тот раз, что-то  рассказывал про афганскую свою службу. Я же старался не перебивать его никакими вопросами, дабы не «раздражать» его. В каком то месте своего рассказа невнятно,  но я услышал, как он сказал: «Теперь я буду жить в Домодедове». Позже уже говорю ему, что я был у вас в день рождения Марии Петровны. И была её давнишняя подруга. Жили когда то на Ленинском проспекте, в общежитии, в соседних комнатах. Наташи не было. Она  была тогда в Эмиратах (ОАЭ, Аравия).  Валерику говорю, что тёща отдаёт тебе Катину квартиру (покойной сестры своей). Он ничего на это не сказал, только брезгливо как то пошевелил губами. Можно подумать, что могли и переиграть этот вариант. Не зря же он буркнул что-то  в этом смысле о Домодедове. Никаких разговоров о его беспардонной жизни кутёжной, о казино и в этом роде, что зарплату он уже давно не приносит, постоянно угрожает всех зарезать и так далее. Нет! Об этом разве можно?..

И еще мне показалось, что он решил переменить образ жизни. Стал «моржевать», как он выразился. Бегает к проруби. Я обрадовался и говорю ему,  что это было бы здорово. Самый у него переходный возраст. Но восторга особого не проявил, внешне, хотя в душе у меня возникло невольно: «...и жизни новой пришла желанная пора!» Дай то Бог! Я его даже по коленке похлопал ладонью: «Молодец!» И всё.

Мы бутылку эту ещё не допили. Он принялся за пиво. Я попросил его открыть бутылочку пива и мне. Не помню когда, говорю, пил пиво. Ничего, вроде. Он спросил, деньги есть.Я говорю, вон там в конверте 300 рублей – матери дали вместе с медалью. Про свои не сказал. У него завтра (2 мая) выходной. Ночевать будет у меня.  

- Ночной магазин есть?  Есть, говорю, недалеко, метров 150 от нас. И ни с того ни с сего что-то  в нём вскипело, что то заговорило, забубнил сплошным, буквально сплошным матом... В нашей породе таких ругливых не было. Сидит хотьбы что, с не поникшей спьяну головой,   нет,  таких в усмерть пьяных видал я на своём веку! Но что его заставило резким движением встать и с размаху ударить меня слева по щеке? Я себя сдержал – и нислова ему в ответ. Сижу как сидел сбоку него на табуретке. Но буквально через две три минуты он встал и подошёл ко мне с правой стороны и ударил ладонью по щеке.

В эти дни я изучал «Исповедь» и «В чём моя вера?» Л.Н.Толстого, где он всесторонне исследует Евангелия Луки, Матфея, Марка и Иоанна, чтобы понять почему надо подставлять другую щеку,  когда тебя уже ударили по одной? Почему надо не противодействовать злу насилием? Ведь до Христа по закону Мои сея было: око за око, зуб за зуб! Это, как говорится, «получи сдачу» было узаконено Моисеем по Завету Бога Отца. А вот Бог Сын Иисус Христос в одной из своих пяти заповедей отменил этот закон: никакого противления злу насилием: ударили по одной щеке, пусть бьют и по другой... Казалось бы, всё по закону, установленному в ясной и понятной форме Иисусом Христом. Но, с другой сто роны, я то тут причём? С какой стати родной мой сын бьёт меня ни за что ни про что?! Может это мне так кажется, а у него, видимо, есть какие то основания? Да, наконец, он мне выкладывает мотивы своего справедливого гнева.  Зачем ты меня отправил в Афган? Ах, вот в чём я виноват перед тобой. И как бы с робостью ему говорю: А кто же меня в 43 м? Ты при шёл жив не вредим, и я пришёл жив невредим. Нам с тобой повезло, значит. Хотя я имел встречу со своими врагами, с двумя немцами и румыном, в лесу.

А сам думаю: вот мы то и поступили по закону Христа, нес мотря на происходящую тогда войну между нашими государствами, и мы были врагами. Но Христос, Бог Сын заповедал, чтобы все люди на земле жили со всеми в мире и у них не должно быть врагов.И мы после долгих разговоров разошлись по божески. Я с 44 года всю свою жизнь обдумываю этот случай и всякий раз недоумеваю: как так, враги не подняли меч на меня в пору страшного военного противостояния? Конечно, думаю, это могло быть тогда для них невыгодно, ведь уних, как у диверсантов, была другая цель – не убить первого попавшегося вражеского солдатика, а что-то сделать более существенное, не выдавая себя за зря в тылу противника, в чужих лесах. Многое, многое... передумал я по поводу этого события. И лица моих «врагов» я сохранил в памяти, и всё, что было в разговорах наших. Хочется думать, что хоть кто нибудь из них жив. По возрасту они были старше меня... Исколько раз я скорбел о них, так как знал, что их вконце концов поймали... Не расстреляли же их? Это не укладывалось у меня в голове. Но какие на их совести преступления? Может быть, они просто пробирались к своим? Хотя, нет. Установлено, что они были оставлены в тылу у нас как лазутчики диверсанты! Но они могли и... «оставить умысел жестокой», разуверившись в победе и поняв, что дело их «швах». Оставив меня в живых, договорившись о завтрашней встрече по интересущим их данным, они не могли быть уверенными в моём обещании и в том, что я сразуже не доложу о них кому следует? Но в этом случае у них совесть чиста. А что они будут пойманы, так это и козе понятно. Началось со 2 го июня наступление наших войск, они же от фронта были и так очень далеко! Вот поэтому, что вероятнее всего, они не убили меня. Во всяком случае в этот раз у них руки не были запачканы кровью.

Ну так. Отвлёкся я на врагов, не тронувших меня, и что же дальше произошло после неспровоцированного нападения на меня родного сына? За столом, за которым мы спокойно беседовали, праздновали Пасху? Крепкие пощёчины были началом какого-то невиданного изуверства над отцом. Он то и дело продолжает вставать из-за стола и всё сильнее бить по лицу, по голове... Мне страшно: чем это всё кончится?! Я ему ни словом не возражаю. Смахнул он со стола всё, что оставалось недопитого ещё в бутылке, да и в рюмках что было, вынимает из чехла кинжал,   что ни слово, то мат,   я ни жив ни мёртв. Подходит, оттягивает ухо, приставляет нож этот и со злобой, зубным скрежетом, как палач, цокает: «Щас ухо отрежу,   чик!» Другой раз то же самое приставляет нож кдругому уху... и в третий раз, более решительно чтоли, нож скользит уже по коже... Я не вытерпел и вовесь голос говорю: «Режь, я не боюсь!»

И всплыло впамяти одно событие из романа «Бруски» Панферова, когда в дележе покосов одному мужику сапожным но жом было отрезано ухо. И ничего! Стал он потом председателем сельсовета. И я подумал, что какой-нибудь наушник или слуховой аппарат приставлю на месте отрезанного... и что? Мне стало так легко, как будто это дело уже решённое, и пусть режет.

Отошёл не сразу. Сидел, сидел, без конца ругаясь матом, подходит и производит надо мной новое испытание, ещё более устрашающего свойства. Начал давить мне глазницы и показывать, как выкалывают глаза. Это уже по настоящему страшно, хотя и жить слепому осталось бы недолго.

И снова я был во власти видения, которое возникло в памяти из античной истории с Эдипом. Запеленатого ребёнка родители отнесли в горы, где его могли обнаружить пастухи, если его не успеют съесть дикие звери. Прорицательница напророчила отцу, правителю этой местности, что он погибнет от руки этого младенца. Мальчик был спасён, воспитан одним старцем, стал предводителем разбойников, действительно убил ехавшего по горной дороге неизвестного ему отца, и вконце концов стал правителем этой местности... Происходит то, что мать Эдипа Иокаста становится женой сына, о чём неизвестно ни ему, ни ей. Когда эта страшная тайна открылась во всей своей достоверности, Эдип в слезах падает на грудь матери, взывая к небу о прощении, выкалывает себе глаза, и сестра его и она же дочь его Антигона уводит Эдипа от стыда и позора в другую местность Эллады.

Конечно, в тот момент, когда Валерик «выкалывал» мне глаза, вся эта история с Эдипом молниеносно пробежала в моём мозгу.  Уж лучше убил бы вот так на месте, не глумясь, не зверствуя...  подумал я,  «и смерть казалась не страшна...», как это она казалась Мцыри над пропастью, на краю которой он вночной тьме очутился! И это испытание я выдержал с трудом, хотя это происходило не в пыточном подвале Малюты Скуратова. Но у изощренного воображения рассвирепевшего сына («Ты мне всё детство испортил!» – орал он, матюгаясь) на очереди был ещё один и, кажется, последний угрожающий выпад! С какими словами он приступил к его осуществлению, точно воспроизвести я не помню, но его крик заставил меня содрогнуться: «Лезь вон в петлю!» В ответ ему говорю: «Давай петлю я готов!»   Иди, вешайся, гад! – кричит он, показывая на приоткрытую дверь в туалете. И прямо скажу, вот уж чего я не испугался. И всё-таки подумал, что естественная смерть на своей постели куда более почётная и достойная…

Смерть неотвратима, и не сама по себе страшна, а муки предсмертные... И начал то со слов: «Ты моё детство, сука, испортил!», «Зачем послал меня в Афганистан?» Уже одно это повергло меня в такую обиду, что всё во мне заклокотало! Вот тебе, отец, получай, гад!

Тот отец, который не знал сна и покоя, куда бы ребят по интереснее повести, в те места, где природа дышит цветущим раем на земле! Вся детвора, бывало, просилась, чтобы я их брал с собой. Славка меня за них просил: «Пап, Макарика давай возьмем». Того, другого, третьего... И брал. Не отказывал Славке. Варил в лесу суп из трески, картошки, морковки, лука... Ели с остервенелым аппетитом, бросались еловыми шишками, наслаждались ягодой. Сидят в черничнике: «Объедаемся!», и все с чумазыми рожами, в красном соку. А то земляника под каждой сосной ярко красными  куртинами, загляденье: ешь не хочу! Наевшись, полезли, как обезьяны, по этим соснам! А уж за грибами всё лето, часто с последней электричкой на ночь! Ночевка в стогу, в поле, а чуть забрезжит рассвет – в лес. Ещё снег в лесу не сошёл, а мы уже там бродим... Костры, то да сё! Все рыбалочные места исходим в радиусе 7 8 километров. А походы на карьер! За 7 километров, через поля, лес. Огромное искусственное озеро чистейшей воды! Крутые скаты к воде высотой метров 40 50, по чистому песочку... Кругом сосновые и смешанные леса!  

И я ему испортил детство?! Ни больше, ни меньше... Вот это, пожалуй, даже обиднее его физических издевательств! Испортил ему детство... Чего то он вспомнил, что один раз он попал мне под руку, и я его толкнул. Но тут же осёкся... А бил ли я его когда? Этого не было, и он об этом не говорит, но голословно делает мне упрёк: «Ты мне детство испортил!»

**** **** ****

9 мая

вышел из дому на первый, шестичасовой автобус. После вынужденного заточения надо посмотреть, как там, на огороде, полить то, что посадил 1 мая, на Пасху. Заглянул в п/ящик:  два кремлёвских конверта, бо льшого формата, в окошках которых отпечатаны хоро шим типографским текстом наши фамилии, имена и от чества, адрес. Да это же поздравления от самого Президента Российской Федерации Путина Владимира Владимировича! Его личная подпись (факсимиле). Вот это да! Спасибо!

Postskriptum: Автобус не пришёл, и я вернулся домой. Да и рука ещё не зажила. Отлучили меня по толстовской версии от самой первой радости жизни и высшего блага (из пяти благ!) от природы. Что ж? Подожду. Это же временно. Не та разлука, что ожидает нас всех со всеми благами навсегда...