Вот и ещё раз встречаю Новый год!
Хвала Всевышнему! – Марш вперед!
Куда? В предвечный мир? Да,
туда.
Или до, или после Страшного
Суда...
Стоп! Думаю-то я несколько
иначе,
С привычной жаждою
познанья
(“И жизнь люблю и жить хочу”), тем
паче,
Что в “мартышкин” год сбываются
желанья.
Да, год грядущий путь проторит
Всё туда же, к... - Жизнь того
стоит!
В наступившем году мой
отец и мой тесть
Перешли 30-летний рубеж, отшедши
в мир иной.
Совестливые, порядочные
люди! Хочу в их честь
Посвятить мои откровения
всем сердцем и душой!
Никит Давыдча, тестя (а он старожил),
Увещевала в больнице
сельчанка-старушка:
”Сколько ж можно, Давыдч... пожил. ”
- А жизнь-то какая, райская, Аннушка!
«Что ж с того, по Библии,
- не унималась она, -
Семьдесят годов человеку
срок.
И будя - сверчок знай свой
шесток!»
- Что ж, зажился, но разве вина в
том моя?
Пути Господни, Аннушка, не
исповедимы...
Срок у каждого свой. - «Да что это я,
Коль смерть не идёт, живи, родимый».
Кузня Давыдчева в саду, как
и у отца;
Помню, отец вспоминал
какого-то кузнеца,
Чем-то особые
«молоканские» сохи...
Но то было давно, при
царе Горохе.
Позже того кузнеца-исполина
Судьба явила в живой первозданной
красе;
Его дочь, будущая жена моя Нина,
Будто Провиденьем (?) была уготована
мне!
Пятнадцать вёрст разделяли
нас 25 лет!
Ржакса–Зимбулатово - не
ближний свет.
Их посёлок, близ станции,
такой же убогий,
Что и деревня наша: непролазная
грязь, зимой сугробы.
Не раз на попутной подводе, а то и
пешком,
Со станции на побывку домой, с
вещмешком,
Спешил по проселочным милым дорогам...
И звучало во мне беспечно армейское:
«Налейте грогу стакан... » Забыл, ей-Богу.
Что-то такое гусарское, не
буднично житейское.
Спешил к своей деревенской
невесте...
Но сегодня все мысли о
Давыдче-тесте!
Впервые увидел его в 51-м,
8 ноября
(кряжист, свеж и опрятен,
честно говоря),
Свиделись по случаю
сватовства... Других не было дел.
Он на меня:«Солдат, обманет...
» Сват мой аж обалдел?!
И в пику
отвлечённо-странный Давыдчу вопрос:
Знает ли он Герасима Степанча
Перфильева?
К чему это? - подумал я. Но тот, как
истый великоросс,
Сказал без запинки: «А кто ж не знает
его».
Сват Яклич поймал быка за рога!
Впечатление сильное.
Жених-то не лыком шит -
отпрыск знатного деда того!. .
Сват:«Такие люди не
обманывают!» Давыдч прикусил язык.
Дело сладилось. Но с
условием - свадьба без водки...
Я:«Нет, с оной!»–Но без
му-зы-ки!– заупрямился старик.
А-а, было б по лампадочке! Найдутся
певуньи-молодки.
Невеста при отце, кивает в согласьи,
кулёма.
Ей за кого бы ни то, лишь бы из
дома...
Бывший отцов молотобоец, мой сват, пел
на вечеринке:
«Умру и я, и над могилою...
», потом была «Калинка»...
Дядя Яков, проездом на
операцию. Пил чай с аксакалом.
Виночерпий застолья Пётр
наполнял «самтрестом» бокалы!
Родителей моих тогда не
было в наших краях:
Снялись в 49-м в Подмосковный «рай»
со всей оравой.
Пётр повёз нас, молодожёнов, в
дярёвню нашу на санях...
Крестная, милый человек, встретила
нас на славу.
Прибыли, как говорится, с корабля
на бал...
Справила нам мини-свадебку
– вне всяких похвал!
19 ноября расписались в
Протасове, в сельсовете,
В общем, появился зародыш
новой семьи на свете...
Медведев Никит Давыдч! - «Матёрый
человечище!»
Будто Ленин сказал так не о графе
Толстом,
А о нём, мужике! - исполине
Отечества.
На беду с наковальни
«тяжкий молот... »
Хряснул на стопу правой
ноги
Кузнечных дел мастера. А
был он уже не молод,
Шептал молитву ко
Господу:«Боже, помоги... »
Но «антонов огонь» не замолишь ни
под каким видом,
Ампутация, костыли... не по годам
стал инвалидом.
Лет десять с грузным телом кое-как
костылял,
Не проклиная судьбу, жил-поживал...
Жизнелюб, он и в Африке
жизнелюб:
Всё ему мило, до всего
ему дело,
Все былинки, травинки, животинки
вокруг...
Лежит и смотрит в окно, в небеса,
Слышит с детства знакомые со двора
голоса!
И в этом умильно-созерцательном
положении
Счастлив по-ребячьи в благостном
наваждении!
В 69-м на Рождество мы его
навестили,
Недельку в заснеженном на
букву Фэ посёлке гостили...
У Марь Гавриловны блинчики
и курица в печи,
Калила до красна подовые
кирпичи...
В валенках, утопая в снегу, таскали
из сада суки, пни,
Вдвоём с Ниной пилили, кололи дрова
эти дни!
Обходились без вина. У молокан на
это табу!
Но гостю исключение: стоял бачёк в
чулане, в углу...
Давыдч: «Посмотри, там...
». Ба, да это ж забродило вино!
Сам-то он не знал даже
вкуса его.
Вспоминал, как в окопе в
Первую мировую
Попробовал выпить свою
фронтовую...
Не получилось – что за питьё, какая
нужда?
С отвращеньем турнул «зелёного змия»
навсегда!
Раскулачили Давыдча ни за что ни про
что.
Изуверы! Дом в Ржаксе отняли
большущий.
Нашли мироеда?! Давыдч, кто
обидел тебя, кто?
Труженика, не богача
какого, а просто имущего?
Как тот богатырь
святорусский... Савелий!
Сколько вспахал, изнавозил
земли,
Натруженные мускулы, окостенелые
мозоли...
Народил детей – не как дармоеды из
«келий»,
Что поселились в хоромы твои.
Вечер. На пороге мужик-горемыка с
пожара:
«Ради всемилостивой
Богородицы Девы Марии
Помогите. . ». Давыдч тут
же из кармана
Достал пятёрку. Деньги
тогда в цене были.
Штрих как бы не очень уж
очень чтобы,
Но душой и сердцем
добротою высшей пробы.
Видно сразу, каков он и что из себя...
Доброхотов таких не так уж и много
рожает земля!
Никит Давыдч Медведев – образ и
подобие
Истинно Отца Небесного нашего.
Человек с достоинством звания его
благородие!
Загадкой томим, я его
спрашивал:
- Никит Давыдч, почему
ваша секта (не изуверы ж?),
Веруя в Бога-Отца, не
приемлет иконы Христа?
Не признает обрядов и
таинств Православной веры?
Пост не пост - пьёте с
ветхозаветного листа
«Словесное млеко»... А любимые
жидовские приправы,
Как лук и чеснок, у вас хуже всякой
отравы?
Не потому ли, что все иудеи, как
Иуда, христопродавцы?. .
Не потому ли, что под
предлогом продать миро
И деньги раздать нищим, Иуда
лукавил в святцы?
-Как тебе сказать, -
ответствовал тесть, -
У молокан, не как у
хлыстов, где святость, где честь,
У них на сходках греховная свалка, у
нас–исповедь Божья,
На жертву язычников Перуну похожая;
Сребролюбцев, как Иуда, мы из душ
исторгаем,
Из общины нечистых в помыслах вон
выдворяем...
В наших сердцах благодать
и любовь,
Обиды прощаем – мести противна
нам кровь!
-Но почему в православии не всё вам
по духу,
Тем более не все заповеди Христа?. .
- Моисей заповедовал даже каждую
шлюху
Чтить как Премудрую Софию неспроста.
У христиан же женщина – грязный
сосуд,
Жена – домашняя раба, произвол, самосуд...
- Да, вообще-то ты прав, примеров
тому не счесть.
Ты тож Марью свою по
головке не гладил...
- Нет, - сказал он, -«строгость»
и у нас есть:
Пониже спины пошшупал и...
всё уладил!
А если она круть-верть – знать не по
душе,
Пусть ей будет с милым рай в шалаше.
Но такое у нас редко бывает, - он
рек, -
Чтоб уход жены?. . - наивный ты
человек.
- Никит Давыдч, вопрос, что
называется, на засыпку:
Женщин любил ты или не
шибко?
- Шутки шутишь, милой, это
мне ни к чему,
Мне жена от Бога– разрази
гром сатану!
В молодости заглядывался на дочку
суседа,
Глазки строила мне егоза-непоседа.
- «Не тревожь только память во мне
Про волнистую рожь при луне... », -
сказал,
Смущённо глаза прикрыл, головой
замотал.
В точку!– И женился на той...
Молодец!
Но от судьбы не уйдёшь –
омрачён был венец.
И глаз положил на невесту
богатую -
«С лица воду не пить», но
довольно таки статную.
Упиралась Маша Бокина – дескать, дюже
стар...
Стар для кого? – Для
семнадцатилетней?
Но для тебя-то?- Эх, Машенька, сущий
дар!
Сошлись они, как Авраам и
Сарра в Ветхом завете,
И пошли от них чудным
потоком дети...
Первая Сарра – в муках
грызла груди у матери,
Не сподобилось дитя. Что
за проклятие?. .
Затем богатырь (не Буслаев), а
просто Василий.
Через пять годков еще один – рослый
и сильный:
Первым апостолом Иисуса Пётр был в
Кане,
Основал на камне Церковь в Ватикане...
Пётр достоин тёзок своих
достославных!
Медведев Петр не последний
среди равных...
Он прошел такое поле брани,
Что не под силу былинным
богатырям!
С победой его поздравляя,
Мы говорим: если б он победил и
бедлам,
Что творится всюду и вокруг нас!
Пётр уж стар – ему далеко за 80
сейчас!
Клавдия... Нет прекраснее
женщины этой!
Через три года за Петром
явилась на свете!
Из деревни подалась за
старшим братом в столицу,
Куда все стремились ловить
«жар-птицу»...
В Москве прошла свой путь без
регалий и званий.
«Лимитчица». Зловонная гальваника
или стройка...
Временная прописка. В общаге -
тумбочка и койка.
Валя-чудо из чудес! Вослед за Клавой
Явилась она. Но рано, очень
рано,
Как пташка из гнезда, вспорхнула,
улетела
И свой удел оставила!
Такое было дело!
В чужом краю, как
ласточка залетная,
Свила гнездо! Но жизнь-то
беззаботная
Не её удел. Пороховой завод, Семён
– её судьба!
«... птичка Божия не знает ни заботы,
ни труда»
У Вали на старости лет правнук
явился на свет,
- Удосужилась мальчика Никитки -
продолженье рода.
Коренаст, в прапрадеда -
«медвежья порода!»
Кто за Валей – провал памяти
да и только!
На букву эН?. . Было б не
жалко нисколько,
Досталась бы она какому-нибудь
прохиндею...
Ей, а не Клаве(?), суждено было
стать моею.
«Ах, быстро молодость моя звездой
падучею мелькнула,
Но ты, пора любви, минула еще
быстрее...
Только год меня любила (эН,
простите!) Мариула».
Жизнь она не боготворила -
через колено гнула.
Заслуга её - троих детей
родила!
Она же (по наущенью
сатаны?) двоих сгубила:
В тайне от отца света Божьего
лишила.
О чем она думала? Так нелепо грешила.
Гены в ней отцовские – это точно,
Детей выхаживала... женщина не
худосочная.
В войну работала – мужику подстать! «Кергуду!»
Едут с лесозаготовки... Перевернулась
полуторка на ходу!
Мужика задавило, рядом, а
у ней под бортом ямка...
Выкарабкалась! Под кузовом
стоны, давка...
Сколько раз, страшно
подумать, в колодец чуть не угодила,
Обледенелый... Скотину в колхозе всю
зиму поила!
В награду «За победу... » медаль –
спасибо на этом.
Но пенсию две трети, гробовых три
тыщи отняли при этом...
За нею вышла на свет девочка Муся.
По паспорту... Мария, наверно,
– не знаю.
Красотка она, судить не
берусь я,
Но девка... не наглядишься:
Елена, дочь Менелая!
В сравненьи этом от истины
я недалёк!
В такую влюбиться?! Даже
теперь - дерзкий намёк.
Шурка, последняя дочь Давыдча и
Марьи,
Маленького роста, с рассудком
распутинской Дарьи.
Ивану она была как раз под завязку!
Мог он походя под кустом дать ей
встряску.
Сказанул он как-то
мне:«Жопастые девки,
Что твоя, что моя! Порода
медвежья» Поддакнул. Ветки
Раздвинул... ба!Шура лежит
без трусов!
Я отвернулся. Иван наливает:«Будь
готов!»
«Всегда готов!» – Вот и она, пробирается
меж кустов!
Как ни в чем не бывало, просохла. Роса
спадала.
Соринки над местом тем самым
«жопастым»
Стряхнул слегка движеньем
блудно рукастым...
И говорю: «Шура, как
видно, уморилась с дороги?»
Садится напротив, кокетливо
расставив ноги.
У нас с собой была
черепашечка,
Родом из Алма-Аты, по
кличке «Пашечка»...
Уползла! Шура ищет, старомодно
призывая святого.
Приподнялось платье – что ж тут
такого?
Виду не подали, тем боле не осуждая
строго...
«Ибан», как он себя по-татарски звал,
Искоса на неё поглядывал,
приятственно сиял!
Не с фасада, а сзади
определял он любую бабу,
Трёпа не любил на эту тему
– в вине алкал усладу,
И брал от жизни приятное с полезным,
С предпочтеньицем рюмке затрапезной...
Шура всё ползала по лужайке.
И вот застряла в цепких кустах
лещины,
И предстала в образе живой
обнажённой картины...
Выпиваем. Ибан запел:«И с
полей доносится налей!. . »
Шура стыдливо поправила
платье и к нам скорей.
Никого не забыл из
потомства твоего, Давыдч?
Не обессудь меня, старый
милый Хрыч!
В день трехсотлетия челобития
гетмана к стопам царя
За кварту горилки Хрущёв хохлам Крым
отдал!
Благодарили они:«дюже дякую», наши в
ответ: «Ур-р-а-а!»
Самодовольный генсек на виду у татар
шляпу вверх кидал.
Были у Клавы, у
Павелецкого. Её нисколько не смутило
Принять гостей в общежитии...
Встретила очень мило!
«А сама-то будто пава» –
это меня даже смутило.
С какой душевностью являла
она себя:
Смотрите на мою красоту, новообретшая
родня!
Как-то случайно встретился с ней в
городской толчее.
Ехали в метро... Расспрашивала о
нашей семье.
Я о ней не успел и спросить – ей
выходить.
Детей у ней нет – о
родителях радела:
Всё для них, душа у ней о
них болела.
Опустошённый, ошеломлённый... размечтался
Михаил.
Своей обычной шуткой меня после Ибан
рассмешил.
Беспризорник, плутоват где надо, кореш
бывалый,
Но среди своих безупречно порядочный
малый.
Как ни странно, стал он
жертвой своего добрейшего нрава.
В Херсоне, где жила его
сводная сестра,
Нежданно-негадано
обрушилась на него беда:
Остервенело, просто так, ни за что
человека бить,
На виду у всех... но равнодушие наше
– нет, чтобы
Кто-то осмелился братоубийство
остановить?!
Были годы, когда я поздно
возвращался с учёбы.
Без хвастовства, два раза я в
тамбур выходил:
«Остановитесь!»-пробираясь к
дерущимся, вопил,
Между ними подняв распростёртые руки...
И на удивленье самому себе
Останавливал обречённых на
смертные муки...
И не думал о том, какого
риска это стоило мне!
Лет шесть в безумстве, смерти
не ведал, не знал,
Все эти годы Иван трупом
живым лежал.
Был ушиблен и никаких не
держался правил...
Пишу о Давыдче, а Ивана
Терентьевича в строку вставил.
Господи, не оставь его... Артельский
был парень!
О Семёне, о Вадиме – надо б словечко.
Никит Давыдч, знаю, твоё
из небытия сердечко
Стучит в набат! Ты с ними,
как брат
Во Христе, не в разлуке...
О, нет и нет!
Бесплотным, но душевным
теплом их согрет
В райской горней юдоли...
Землю ты любил, взращал как вол и
холил.
Давыдч! Что на прощанье сказать тебе,
Рисовать таких, как ты, красок не
хватает мне.
Пришел в мир прекрасный, осиянный
солнцем...
Уходить из этого мира не
хотелось, поди?
Разумеется, не хотелось! –
Прогнулся с поклонцем,
Как можно ниже, раб Божий,
когда с дистанции сходил!
Не в тартар же, в Аид... Где
Цербер на страже?
О чём воображенье в страхе молчит...
Нет, ты «в раю, святом заоблачном
краю».
... Как не гадай, а душу саднит.
Нейдут из ума слова:«Хлебушка мало
землица давала... »
Хлебная наша держава, где
твоя слава?!
Крепких мужиков с матюками
под корень косили;
Сталин-душегуб, мужлан
Хрущёв и иже с ним
Благими намереньями в ад дорогу
мостили...
Там они! Вергилий
определил круг ада им!
Отец завещал, как будете пить,
И я будто с вами, оттуда! – не
забудьте налить!. .
Никит Давыдч всю жизнь смаковал чай,
Крепкий, душистый – горькой его не
замай!
Путину б доплыть по Енисею
до Игарки...
В душе писателя широкий
простор, не кочегарка.
Витя Астафьев недожил до такого
«подарка»:
Хлеб стал дороже, по качеству хуже –
Путин в луже...
Эх, Виктор! Эпитафию твою в слезах
читал:
«Ухожу я из мира жестокого»... Мафиози,
криминал,
Коррупция, низменные
страсти, сребролюбие, чёрный нал...
Уходим мы из мира сего, не
исправив ничего. Не беда!
За нами поколения. Всего
им хорошего. Слёзы – не вода.
Добавить
в избранное
: