Живут у меня лето, в неволе,

          Вдали от Нины и Коли...

          Боязлив стал как-то Моня?

          Всё время в спячке дикобраз-Соня!

 

Гнездо у него пушистое,

Как у белочки в дупле.

Движенья его стали не так быстрыми -

Ничего не поделаешь – силь ву пле!

 

          А как не позавидовать аппетиту Мони?

          У него корм разнообразен и сочен.

          Сам бы ел! Трав благовоний

          Лугов, лесов и болотных кочек...

 

С огорода всякая-превсякая зелёнка!

Щавель, укроп, петрушка, салат...

Трещат скулы, урчит селезёнка,

И челюсти у Мони как автомат!

 

          Живёт Моня без прежних подруг -

          Дуси, Фени и белянки-Лизы...

          У него остался единственный друг,

          В клетке над ним, дымчато-сизый.

 

Это тот самый  Хомчик-Соня,

Когда бодр, смотрит сверху на Моню.

Как другу, Моня кивает ему:

«В гости тебя, дружище, зову!»

 

          Без устали Хомчик лазейку ищет,

          Но выхода нет!– «Да, такая вот доля.

          Скорее рак на горе засвищет,

          Чем кончится эта моя неволя»...

 

Как гром слетела Божья кара

На Моню.Ежа подсадил к нему дед!

С виду сперва дружная была пара,

Моня за ним ползком след в след.

 

          А вот ночью произошла драма,

          Моню, как знать, принял за мышку Ёж.

          Утром видим, на боку у Мони рана,

          Забился в угол клетки, по телу дрожь.

Ночной разбойник под ворохом листьев шуршит.

Так разошлись их пути-дороги.

Уткнув голову в опилки, Моня лежит,

Поджав давно уж ослабшие ноги.

 

          Бабка, глядя на Моню, горем убита.

          Но ранка промыта, йодом залита...

          И даже пришлось напоследок Моне

          В ванне поплавать! – думал, потонет...

 

Названье своё «морская свинка»

Оправдал Моня на потеху деду,

Такая в нём проявилась живинка,

Будто он превратился в торпеду!

 

          Весь в воду почти погружён,

          Когтистыми лапками загребал он,

          Как на ластах тюлень на плаву,

          Будто во сне это - не наяву!

 

Эх, Нина, испустил Моня дух

С тихой печалью во взгляде.

Угасал он, как свечка, без видимых мук...

Свой срок он пожил и был не в накладе!

 

          И росли они вместе – Моня и Нина,

          Чувствительно Нина Моню любила,

          Целовала его, за пазухой носила,

          Как куклу живую тискала его...

          В памяти останется...и всё ничего.

 

Лишь Коля был невозмутим –

(Но, может быть, он тоже грустил?)

Ум его занят не фауной – другим!

Мечтает о своей лампе, как Аладдин.

 

          Реквием Моне сейчас я пою:

          Жизнь прожил он недаром свою!

          Но вот мой сказ, чтоб Нина знала:

          Дымка его, сука, до смерти пугала...

 

Оставаясь дома одна,  выла от скуки,

Уж очень жалостливо от скуки выла...

Потом в клетку совалась собачьим рылом -

Скоротать время в печальной разлуке:

С Моней легче делить одиночества муки...

          Мог ли об этом дознаться я раньше?!

          Заметил:Моня от угла клетки ни шагу дальше.

          Что она утрами ранними до жути выла,

          От соседей узнал я – да поздно было...

 

Не раз она, как видно, трогала сетку

Да лапами залезала в клетку...

И плакала, как люди плачут в жилетку.

Заметно было, как по окнам шарила...

На московский двор глаза нешто пялила.

 

          Брать я с собой стал, уходя, суку,

          И она напрочь оставила скуку.

          У Мони в углу не оставалось сухого места,

          Едва вытащил его из грязного насеста!

 

Раньше б мне надо подумать об этом,

Но на ум нам приходит не сразу подчас,

Что легче быть непризнанным поэтом,

Чем скотником и собаководом зараз...

 

          Всякие твари, те же Моня и Дымка,

          Когда обитают в домах наших в неволе,

          При социализме, в условиях ли рынка,

          Мы за них в ответе в несчастной их доле!

 

Живите в уюте и в удовольствии звери,

Хоть и закрыты на волю наши двери...

 

Домодедово, март, 2005