20 февраля 2001 года. Приехал к Н и н е на
посиделки. У первоклассников зимние мини-каникулы. Встретила
меня и ведет на кухню есть молочную рисовую кашу-малашу. Принесла своего разлюбезного Моню-свинчука, посадила на стол. Моня, что ж? бессловесное
милое животное терпит (узнать бы у него) безропотно ее ухаживания, нехотя, наверно, расставаясь
с подругой своей Дусей.
После завтрака
ведет меня к телеку смотреть фильм «Каменный цветок», с диска. У
меня появилась догадка о том, что моя
подопечная целеустремленно ведет развлекательную программу, чтобы нам с ней не было скучно. Что ни день - что-то новое в этом плане…
Пока истязали маленького
пастушонка Данилку за пропавших коров
из стада, сидели и молчали. Я вспоминал свое пастушье детство: два лета я пас во время каникул овец в предвоенные годы. До
овец я начинал с телят, но с ними никакого сладу не было, так как они, задрав хвосты, бежали кто куда,
по сельской терминологии
- бзыкали. Помаялся я с ними день-два, прыть у них
не убавлялась. Конечно, оводы своими игольчатыми укуса ми заставляли их так по-шальному бегать. Никакое сердце и ни какие ноги не выдержат такой беготни, и я отказался от этих в общем-то милых телят. С
некоторыми из них, которые поменьше и без рожек, я бодался. Все
это происходило на выгоне за нашей
избой, крайней в деревне.
А что, если отвлечься от темы, и рассказать об одной интересной истории. В
пору летней жары, с 12 до трех примерно, коровы и овцы находились на стойле, у пруда. Лежали,
занимались пустой жвачкой. Пора
со стойла выгонять на пастбища - в овраги или в поле на жнивье. У
меня был кнут, крученый из волокон конопли, а к концу его привязывалась
крученая из конских полос (из
хвоста лошади выдергивали) тоненькая плеточка. К самому ее кончику делалась нахлобучка из глины,
дай Бог памяти, как
она называлась? Нет,
забыл. При размахе кнута
она, эта катышка, пулей летела в нужном направлении. И довольно далеко, метров
на 40-50, а взрослые пуляли и за сто
Так вот, поднимаю овец и гоню их пока по выгону. И придумал такую абракадабру: сесть на волоцкого
барана, его недавно привезли в колхоз в качестве племенного. Овцы У нас были
грубошерстные, теперь
будут тонкорунные. Овчинка стоит выделки! Я
был чуть повыше этого барана. Рога у него были, что у быка! Залез
на него верхом, баран хоть бы что — спокоен. Но вот что же дальше? Овцы видят, что
их какой-то «кентавр» преследует (чудище
обло, огромно, стозевно и лаяй) – бежать! Баран за ними. Овцы в испуге
блеют на ходу, оглядываясь
и еще более убыстряя бег. Долго так бежали они от нас, но
кто-то дернул, видимо, меня
за руку... и я спрыгнул со спины тонкорунного производителя, белого красавца.
Прокатился-то я
на баране хорошо, у него, не
как у лошади, холки нет и держаться за длинную плотную шерсть
можно... Но о последствиях я тогда совершенно не подумал, а ведь они могли
быть губительными для овец. Уже
будучи в зрелом возрасте я всегда возвращался к этому событию, и мне становилось страшно, хоть это уже
было позади. Если б
я с него не спрыгнул вовремя — быть беде! А спрыгнул я с
него перед спуском в овражек. Не сделай
я этого, овцам был
бы капут. Почему капут, а
вот почему. Овцы трусливые, как
зайцы, но зайцы в случае смертельной опасности падают на
спину и: мощными своими когтями поражают нападающего хищника, даже орла. Овцы
бежали бы до тех пор, пока не попадали от разрыва сердца!
И вот с Ниной видим
и жалеем Данилку - бьют его за ротозейство. А что было бы со мной? Целую отару овец погубившего! Но вот на экране повзрослевший красавец Данило-мастер.
Показываю на него и обращаюсь к Нине: «Коля!» Нина согласно
кивнула головой, но тут же отпарировала (не спросила!): «А
— я?» - А ты хозяйка Медной горы. -
Нет, она плохая! В ответ я ей говорю, что она волшебница, чаровница, как на Украине
говорят, но тебя красота её разве не волнует? Нина протестует
и удивляется, что дед
не понимает главного, пусть она раскрасавица, но она злая, заманила
«Колю» в пещеру и он не выйдет оттуда!
- Ну ладно, ей говорю, ты
- Катя, невеста Данилкина, и
ты на неё очень похожа, как две капли воды. Ага! - попал в яблочко . Ей это сравнение понравилось. Вспомнил, что
бабка дала мне две конфетки на помин души отца моего Александра. Взяла себе и оставила Коле. - А у нас, говорит, много конфет. Принесла
целую банку карамели, чтобы не
быть голословной. Даёт мне одну, а потом вторую - это бабушке. Молодец! говорю
ей, будешь хорошей
невестой и женой. А у самого
на уме: «Кто он, где
он, твой будущий суженый-ряженый, «крошечка-хаврошечка»
Нина?»...
СПОР
МЕЖДУ КОЛЕЙ И НИНОЙ
Не верю Коле (он
только что пришел из школы), что
Нина плохо учится
и совершенно не допускаю в мыслях, что
на самом деле - плохо. Вопреки своим очевидным способностям. Спрашиваю её: «Правду ли Коля говорит, что тебя Галина Григорьевна хочет оставить на второй год?» И удивлению моему и огорчению не
было предела. Она не стала «оправдываться», чего я ожидал,
а без обиняков спокойно ответила: «Да, она
говорит, что если я и дальше. ..? буду такой же неисправимой, то... оставит».
Притихшим голосом закончила она свой невесёлый монолог.
Значит, Коля прав, реальная
возможность такая существует. Хотя у меня такое не укладывается в голове. И
на уме учёное словцо-нонсенс: «Такого не может быть, потому
что этого быть не может». А Нина
подтвердила свои слова и сказала: «Да»
До этого дня у
нас всегда напрашивался разговор на отвлечённые темы: интересно
ли в школе учиться, радостно ли от того, что узнаёшь на уроках что-то новое, какие в классе мальчики и девочки, с кем дружится, а с кем нет, и почему и т. д.
Почти по всем этим вопросам были нелицеприятные мнения... Нине даже противно было слушать о школе, если о ней говорилось что-либо хорошее, даже если речь шла об аквариуме, например, или
о сладкозвучном звонке, возвещающем
перемену.
Коля же уклонялся
от прямого поношения школы, и
я беру грех на душу, - почему?
Ему нравится в их классе девчонка одна. . .
21 февраля 2001 года. Смотрю, на
столе в двух тарелках каша манная, молочная, и
не почата. Подумал, что Нина будет со мной завтракать, говорю ей: «Сейчас
разогреем и будем завтракать». Но
Нина предупреждает, что
каша эта «перегрета» и что
Коля не стал её есть - невкусная.
- Ничего, говорю ей, -
на вид каша как каша - я «схрюкаю»! И вспомнил как наш деревенский «москвич», дружили
мы в военное лихолетье, напевал развесёлую песенку одной
бабушки, которая не остановилась на свисток милиционера:
«ОЙ, милый, милый мой, как я спешу домой
- сегодня мой Абгаша
выходной.
Несу я в сумочке четыре булочки,
три бублика, два пирожка-а-а-а. .
Я никому не дам, всё скушает Абгам,
и будет мой Абгам
как багабан...»
и т. д. Он очень хорошо пел, играл на гармошке, после войны вернулся в Москву и вскоре… погиб. Бедовый был этот Толька (у меня о нём есть что рассказать). Ехал «зайцем» на крыше электрички, и
его снесло, когда
он поднял голову при подъезде
к мосту на Электрозаводской. Но Нина
за своё: «Есть такую кашу не надо, она «перегретая» Я тоже не сдаюсь и говорю: «Подгорелая, если чуть-чуть, даже немножечко
вкуснее. Добавлю
немного мяса, и то что в тарелках и то что в кастрюле разогрею
и съем. Не лопнет же пузо от этого!».
Нина махнула рукой и с нескрываемой обидой (не слушается, мол, глупый
человек, что добрые люди говорят) проговорила: «Ты - обжора, ешь всё
подряд, а Коля нет».
Мне оставалось
посмеяться над её серьёзным поведением будущей хозяйки.
Эпилог. Каша оказалась очень
даже вкусной. Запаха
горелого я даже не почувствовал!
Смотрели «Аладдина
и волшебную лампу». Никаких
ассоциаций в
личном плане, как вчера, не произошло. Потом
катались на санках и просто
так, как поучал поэт:
«Садись на собственные ягодицы
и... катись!» Нашли
кормушку для птиц, и
ещё одну Нина сделала сама. Подвесили их на окна. «А учусь я по-настоящему у детей трепетной искренности,
неприятию авторитарности и неподдельной любви ко всему живому, душевной
щедрости и внутренней духовной свободе... » (Юрий
Рост - здорово сказано! Это действительно так).
20 марта 2001 года. Коля
так, между прочим, проговорил, не обращаясь ни к кому (Нину я только что привёл
с «продлёнки»): «Галина
Григорьевна сказала, что
Нину оставит на второй год, в первом классе». Мне сначала
показалось, что Коля
сказал это в шутку, однако не похоже: слишком уж серьёзный тон.
В ответ я Коле
говорю: «Ну и придумал же ты, голубчик! Не во
сне ли тебе всё это приснилось?» Подумал вот о чём — не хочет
ли с Ниной расстаться эта
ваша ГэГэвна, потому
что она Нине не нравится?
— Нет, Коля жестко, решительно отверг этот довод, она плохо учится, вредничает, на уроках ничего не делает или делает вид, что что-то
делает...». Вот так
дела! Откуда у Коли такой
перечень прегрешений сестры? Похоже, как
раньше в школах, когда изучали
«Закон Божий», батюшка
вёл на каждого ученика так называемый «кондуит», в
который заносил всё то, что заслуживало порицания и наказания за недостойное
поведение как в школе, так
и вне школы.
А я у Нины всегда
спрашивал, не лучшая
ли она ученица в классе? В способностях ее
я никогда не сомневался. Наоборот, в этом смысле она оставляла
во мне хорошее впечатление — находчива, умна. Чего же ещё
от неё требовать? Не открыта она этой
ГэГэ - вот я чем секрет! Ничего, толкач муку покажет!
Недавно слышал
сообщение о присуждении нашему математику престижной
какой-то премии, равноценной Нобелевской, а его выгоняли
из университета как студента неуспевающего...
По дороге из школы
говорю ей, что бабушка
тебе и Коле прислала подарки — я их
привёз. Встрепенулась, услышав про подарки
(кто же их не любит?), спросила:
«Подарки-то какие?» по пододеяльнику
и по наволочке. - Какие
это подарки, - смущенным и опавшим голосом отозвалась на
моё сообщение она. Я не стал уверять
её в обратном и не обиделся на неё за бабушку. Подрастёт,
глядишь, и в словарь
Даля нет-нет, да и заглянет и узнает смысловое значение слова
«подарок».
И я вот вспомнил такой случай. В
Козельске, где я служил, встречали митрополита
из Калуги (это было в 1950-м). Оказался
в этой толпе и я, с бабушкой, у
которой жил на квартире. Она
была богомольной, членом
церковной двадцатки - старая дева к тому же. Выходит
священник из автобуса, снимает
шляпу и всех встречающих
приветствует. И в
шляпу его чего-то кладут старушки (я не вижу), но
бабушка Александра Степановна была рядом и всё видела. Мне
потом сказала, как
одна женщина горсточку семечек сыпнула ему. И
он сказал ей: «Всякое подаяние - есть
благо». А как сказал
Христос в Иерусалимском храме, когда одна прихожанка положила
в жертвенник один свой грош из
двух у неё имевшихся? - Для церкви этот грош дороже самого
богатого пожертвования.
Вот так, Нина. Если
б пододеяльник был от миллионера, то тогда
бы ты, может быть, и была права, с
брезгливостью отвергнув этот подарок.
15 февраля 2001 года (ошибся в хронологии). Спросил у Нины, как поживает свиночка у подружки Саши. Нина подарила ей из очередного Дусиного выводка (кстати, вот ещё разновидность подарка, о чём был разговор выше).
- Она её в трусы
сажает, - укоризненным тоном ответила Нина. -
Ну и что такого? В трусы, в чулок ли, во всякое тряпьё любят зарываться эти свинки,
греться, а также из-за боязни.
Нина удивлённо
смотрит на меня как на чудака какого и недотёпу. С явным укором повторяет: "Она её в трусы
сажает" и дает понять, что в
трусы сажать свинку??? по меньшей мере, неприлично... И через
минуту, сделав серьёзное, глубокомысленное выражение лица, с придыханием
и глубоким вздохом заявила: «Коля хочет отобрать у Саши нашу
свинку». Да, подумал
я, проблему эту они уже обсуждали, и
она их волнует - каково, сажать
милое, безобидное животное, ещё крошечку, -
в трусы?! Не в розарий же, где
аромат приятно щекочет нос...
Сидим за столом
втроём - Коля, Нина
и я - дружная семья. Нина, наверно, лучше
всех учится в своём классе? - говорю я отвлеченно, ни к
кому не обращаясь, но
вопрос подразумеваю Коле — она умная девочка, читает не очень быстро, но не плохо считает в уме, как продавщица, а рисует - вообще молодец, можно
сказать.
Но Нина сразу же, без запинки признается, что
«нет, не лучше всех». Я продолжаю разговор с другого конца: «Но и
не хуже всех и наверняка
лучше этой кичливой Даши?» Нина дипломатично промолчала, а, может
быть, Коля опередил её: «Галина Григорьевна говорит, что
Коля в первом классе учился лучше Нины...».
Коля сказал это без хвастовства.
Нина не возразила. Видимо, крыть ей было нечем. Но чтобы Коле
показать кукиш, даю Нине задачу: «Один плюс ноль - сколько
будет?» Не задумываясь, Нина
ответила правильно - 1. Коле это
не понравилось, и
он сделал упрёк мне в том, что
я ей задаю очень простые задачки.
Хорошо, скажи,
Нина, сколько у трёх мышей хвостиков и ушей? Нина посчитала в уме и дала ответ: «Двенадцать». Посчитай
получше, что у них по два хвоста? - А-а-а, -
девять! Молодец, быстро исправила ошибку. Но
Коля тотчас возразил и с возмущением сказал, что
он, де, ей подсказал. Лично
я не слышал, может быть по глухоте своей, что Коля прошептал ей подсказку. Нина, уязвленная «подлостью» Коли, запротестовала, - нет, я,
мол, сама! И пошло, и
поехало. Началась у них ожесточённая перебранка, какие
раньше, ещё «в молодости»,
у них происходили, но по пустякам. Здесь
же спор «по грамоте», а
не какому-либо слову за
слово.
Пора, думаю, вмешаться
в их всё разгорающийся спор, и
говорю, чтобы урезонить
Колю, что он, де-мол, в классе самый рослый и сильный, как буйвол, - нет, - как свирепый
бегемот, у него много подхалимов-суфлёров, и
они наперебой рвутся ему подсказать, когда он долго обдумывает ответ на заданный
вопрос и когда учительница начинает нервно шаркать ножкой
под столом. Смотрю, Коля осёкся, и
гонорок у него сбавляет обороты.., а
Нина, наоборот, поднимается на самом гребне волны.
Однако, чтобы не совсем сбить с Коли спесь превосходства,
говорю Нине, что Коля
скоро будет не то русский, не то немец! Он сейчас уже знает по-немецки не меньше… (делаю паузу) ста слов.
Представь себе, что, еще
до института, окончив
школу, которую ты не любишь, будет
сносно разговаривать по-ихнему, то есть на одном из пяти
мировых языков! Каково!
«Недурственно!»
- как сказал бы герой Чехова, и
будет Коля Миклухой-Маклаем, а не Тяни-Толкаем. Будь он Тяни-Толкаем,
чего доброго, убежал бы ненароком в Африку. А в Африке — гориллы, злые
крокодилы и много разных змей...
Коле это польстило, и
он по скромности своей не полез в бутылку, куда по неосторожности попал Джинн, а сказал, как завязал:
«… больше ста, наверно...». Вот
в этом, говорю Нине,
пример, достойный подражания, - учись, как твой любимый, после Мони, брат Коля-Миклухо-Маклай! А Коле говорю, вгрызайся, как червь, в грани науки, и ползи только вперёд - ни шагу назад! А
Нина ещё себя покажет до твоего пятого ей плыть да плыть!
Она любознательная
девочка, и очень любит
школу, хотя и говорит, что не любит. При
этих словах Нина аж подскочила от
этой неправды - только
так можно было понять этот жест - заявила с явным оттенком
брезгливости и при этом чуть не плюнула, что
школу она не любит! Так и сказала: «Школу я не люблю!»
Э-э-э, как же так? А вот Коля любит свою школу! Но
она поспешно
ответила и за Колю: «Он тоже не любит». Не может быть говорю ей, он всегда
охотно, и я это вижу, идёт
в школу и насвистывает какой-то весёленький мотивчик про
стрекозу... не про тебя
ли?
Коля не стал оспаривать
то, что про него сказала Нина. Стало очевидным, что отношение
их к школе сближает их как беспризорников в детдоме. И
на этом их горячий спор постепенно затух, как
костёр при слабом дуновении ветерка.
Признаться, что школу я тоже не любил, но эта нелюбовь проявилась у меня только с пятого класса. И
не полюбил я школу по совершенно для Коли с Ниной непонятной причине. Когда, окончив свою деревенскую
начальную школу, я
пошёл дальше, а дальше куда - в Каменку, в райцентр, за
семь-восемь километров щи хлебать! - впервые в моей короткой
ещё жизни предстояла разлука с родителями. Без
родителей я тогда не преставлял свою
жизнь - просто не мог жить о ними в разлуке! Когда с воскресенья (всего
один день в неделю!) меня снова отправляли на каменскую квартиру Моховых, - я скулил как щенок. Отвернувшись от всех, плакал, и со стыда от
своей слабости не знал, куда деться.
Родители очень
переживали, и отец, видя моё болезненное состояние, привёл меня к врачу, матёрому, бывшему
земскому, и Яков Иванч, узнав о причине моей «болезни», проще сказать, хандры, стал успокаивать меня шутками: «Мишь, тебе что, наши каменские девочки не нравятся?» Мне повезло в людях, и в Каменке я четыре года! жил на квартире замечательных
людей. Я был как член их семьи. С Клавкой я спал на печке два года,
потом нас разъединили. Василий, их сын, всё
больше сидел и карпел над цитированием «Капитала» Маркса, а его коньки и лыжи вовсю я использовал
по назначению! Речка Свала — не забыть её
во веки вечные! Её лёдок гладко-синий, её
опасные проруби, и мои стремительно-успокоительные гонки
на ней. Василий погиб на фронте, и Карл Маркс, - увы!
- ему не пригодился.
Я вот сейчас думаю, и
передо мной возникает перспектива шутливо-ребяческого
характера, пусть не
роман, но повесть о Каменском
периоде моей жизни вышла бы интересная. Сколько было
ребятишек из Зимбулатово, Зарощи, Протасове, Осиновки, тяготеющих к Каменке с
нашей, северной стороны, и сколько было
забавных случаев той далёкой поры, которые
сейчас стали анахронизмами, то
есть неповторимыми. Куда
там героям «Молодой гвардии»
до нас, хотя это был еще мирный период жизни, до войны-метелицы. Война нас разъединила, а в «Молодой гвардии»
Фадеев своих героев соединил в организованный отряд сопротивления врагу.
Коле и Нине не
приходится жить врозь с родителями, на квартире у чужих людей, не снимать с гвоздя за печкой, под палатами, сумочку-катомочку
с продуктами, что тебе положили туда родители на неделю.
Хлеб с четверга уже становился чёрствым и плесневелым. Слезы навертывались на глаза. Но мне повезло, я
обедал за одним столом вместе со своими хозяевами квартиры, и
теперь могу сказать – благодетелями! После войны я к ним заезжал. Привязал
лошадь к заборчику, зашел
в сени, в прихожую жилую комнату, и уже с порога увидел траурную фотографию на
столе следующей комнатки - горницей её не назовешь, потому что она была совсем маленькая. Тетя Саня, увидев меня живым и невредимым, заплакала
горючими слезами... молниеносно
поразила мысль - Василий погиб. Он был старше меня на год, и
к началу войны он окончил 9, а
я - 8. Сколько было надежд??? мечты,
мечты, где ваша сладость...
Кажется, так где-то сказано с щемящей скорбью о несбывшемся.
Школа, видимо, не
любится детям тем, что отнимает у них самое дорогое — свободу
действий. Им хочется делать то, что им хочется!
Вот за эту откровенность
мы и любим детей, как
искренних выразителей
наших чувств благородства, которые
мы растрачиваем на большом жизненном пути. И
правильные слова Роста, выше приведенные, есть тому подтверждение и обоснование!
Чуть погодя Коля
отправился на занятия по волейболу. Что ж, с его постоянным тяготением
к небу, вопреки закону Ньютона, этот вид спорта ему подходит. Удачи ему!!!
Благодарю за внимание!