И может быть, на мой закат печальный

Блеснет любовь улыбкою прощальной.

(«Идиот»,  Ф.М. Достоевский)

Все может быть,  все может быть!

Любовь  нежданно озарит

В душе бесплодной и пустой.

Как отзвук жизни прежней той...

(Продолжение мое)

Что написать о матери родной?

Аз есмь продолженье ее,  а не сам собой.

Первый отпрыск молодой роженицы Марии!

Первенцу родители и деды, по их словам, рады были.

Жили тогда хорошо - еще продолжался НЭП,

Россия вывозила по старой традиции хлеб.

Что в голову приходит враз, без размышленья?

Без логических обобщений, без умозаключенья?

Вхожу, где кости дремлют под дубравой,

Где прах усопших ценней живущих после них,

Где все  сравнялись  достоинством и  славой,

Что так разнило их в живых...

Дядя Яков Андрейч  - бороздил моря бывало!

За ним отец.  Славный, ловкий был кузнец!

Степан. Уроженец Касимова, на изгибе Оки, - муж Анны.

Николай Яклич, последний в нашем пантеоне...

Он и там, уснул за столом на пиру, в роскошном салоне.

Говорю одному молодому служителю:

«Тут есть  чему позавидовать  бренному небожителю.

Зачем же  бояться  старости, допустим, мне?

Старость  проходит, как всё на земле!»

Он согласно кивнул в ответ: «Помоги, дед».

Бочку с водой на коляску ему подсобил,

И парень  поехал, шутку мою тотчас позабыл.

Ему до старости  еще жить  да жить,

Ему нечем пока дорожить...

Один заход, другой... тропинками разделен мир иной.

Не нахожу своих - был когда-то давно, зимой.

Но вот знакомые лики…  и матери образ родной.

Что такое? Без платка,без печали в глазах,помолодела.

Это Римма так сделать  фото сумела!

От рожденья матери прошел ровно век.

Тезоименитая Пресвятой  Богородице была человек.

Я и начал с «Благодатной Марии...»,

"Едино чистой и  благословенной» во всей вселенной!

И не боясь осужденья Матери Божьей.

Слезы вместе с болью утраты глаза залили,

В душе ни с чем несравнимо, ни на что не похоже...

Но у судеб всегда свои капризы,

Судьбы всегда преподносят сюрпризы.

С порога встречает Римма с известьем,

Наташа с Маринкой припожалуют вместе.

Ах, Маришка, загадочная Мария Мнишек!

Эверест красоты! По этой части будь всех выше!

Наконец-то увижу свою Анну Керн!

И не ошибся! Я как Жюль Верн

Различил тебя в толще морской воды,

Где в Пятом канале «хоть голой ходи».

Современно глаголешь, то бишь, говоришь,

И, право, никого из смертных не боготворишь.

Свободных правил поведенья,

Не любишь долгих мук ты словопренья.

Не слезливых нот, ни к страждущим вниманья,

Таков наш век! Да сбудутся твои желанья...

Какой ловелас не заметил бы Прелесть ее глаз!

В глазах ее очарованье, в глазах секрет...

Шехерезады - в них затуманенный свет

Страны ее! И дивной песенной руладой

Струится жемчужной нитью рассказ услады

На «Тысячу и одну ночь»... Но ближе к делу.

Какова она, Наташина дочь?

Конечно, пьяный, я глядел на эти очи дивные,

Но я б и в мыслях не посмел

Призвать страсти свои призывные...

В Маришкины глаза я смотрел и смотрел,

(Но от всякого вожделенья отрешен,

Иначе был бы я смешон),

Одна половинка смотрит у ней на Кавказ,

Другая, чур меня,  - на Саратов?

А вместе смотрят они на вас,

Как будто зазывают сватов.

В чем же дело? Вглядитесь в глаза Марины!

И я наблюдал эти глаза-маслины!

Я их видел наверно во сне,

Но картина размыта была на песке...

Представлял наугад, что они красивы.

Ах, обманчив образ представлений,

И вот он - предмет живых видений'!

У Маришки глаза с поволокой.

Еще у Достоевского знал я глаза такие.

У Настасьи Филипповны, красавицы черноокой.

Маришка затмила образ той соблазнительницы жестокой

Смотрю,  глаза такие же, как у Наташи-мамы.

Мне ль усомниться в прекраснодушии этой дамы?

У которой, как в песне,  «эти глаза напротив,

Воле моей супротив?...»

Маришка смотрит смело, не смущаясь нисколько,

Ей хочется что-то сказать и... только!

Обольщена красотой и, смущаясь улыбкой,

В глазах ее вечность, а не что-то наше, зыбкое;

Глаза ее говорят о нескончании века,

Глаза ветхозаветные...Не такая ль была Ревекка?

И Люба рядом - Пенелопа античная,

Дама во всех отношениях очень даже приличная!

Между Сциллой и Харибдой мне так хорошо!

Не как Одиссею. На суденышке едва от них он ушел.

Анна, сестра,  - прежняя Нюшка,  .

В детстве так звали ее...Мила и с виду счастлива.

Мне она роднее всех, эта старушка,

В ней мне видна расхристанная наша Россия!

Что колоски в подоле измызганном с поля носила!»

И Римма - пить, говорит, перестала...

Хоть и прежнюю сущность свою потеряла

(что воду в ступе зря толочь?),

Серьезной стала... но пошутить и щас не прочь!

К ней гости... Что всем нам в пример.

Римма, дай Бог тебе на старости лет здоровья,

Второй молодости, чтоб никто из твоих не болел.

Будь на то моя воля, ни много ни мало,

Я отдал бы часть своего, от этого легче б мне стало!

21 сентября! Господи, день для меня самый, самый,

Весь год я жду этот день достославный...

«Наш праздник» - в деревне так говорили,

«Наш праздник» - этот день уважительно чтили!

Но в Протасово, в храм Рождества Богородицы

Ходили одни калеки да старушки богомолицы.

Хороводы с гармоникой, мужики и бабы навеселе.

Веселье разудалое передавалось и нам, детворе.

Наряжались в последнее, в гости ходили...

С утра четверть ставил мужик на стол пред собой,

Забывал, кого и за что люди хулили,

И прощенье всем, кто чему был виной.

Я и сам сегодня пьян, радуясь празднику этому.

Разнести бы радость эту по всему свету!

21 сентября 2003 года. Люберцы.