Коля Волков /I934 - I98I/

И сейчас можно услышать слова: "Нельзя играть с жизнью.  Нельзя распоряжаться ее по своему усмотрению. Не имеете права!" Но так можно говорить не побывав в горах, не зная гор, не принимая того,  чем жил и о чем мечтал Николай Волков.

16 августа I98I года на Памире, на склонах пика Рема Хохлова, на глазах остолбеневших товарищей соскользнула вниз и исчезла связка Н. Волков - М. Дунаевский - В. Свердлов. Оборвались три жизни.  Председателю горной комиссии страны Николаю Николаевичу Волкову шел 47 год. Едва ли я ошибусь,  если скажу, что в горном туризме не появлялся спортсмен столь характерный, столь заслуживающий увековечивания в памяти туристов, как Н. Н. Волков.

Турист гор, высокогорный турист, одаренный художник и фотограф, он стал и большим общественным деятелем. Было время, когда самодеятельного горного туризма не было. Тянь-Шань и Памир не осваивались туристами. Нет самодеятельного горного туризма и за пределами нашей родины. Волков стоял во главе этого движения, вкладывая в горный туризм все свое свободное время, весь свой незаурядный талант,  если учесть,  что наша страна - во многом была горная,  что        горы открывались советскому народу для активного отдыха и воспитания мужества, что они щедро разбросаны по стране, что становится ясно, сколь нужна и своевременна была его деятельность.

Он не принадлежал к числу тех,  кто в послевоенные годи пошел в горы, не входил в тот круг первопроходцев, кому посчастливилось стирать белые пятна на картах Тянь-Шаня и Памира. Он набирал опыт в горной школе С. Болдырева. В этой школе, как и в вводе послевоенной жизни сформировались его нравственные убеждения, которых он не менял никогда. В горной школе, как он не раз потом говорил, установки горного туризма откладываются на всю жизнь. Вот почему горные школы столь необходимы для привлечения молодежи в горы, для воспитания мужества и Коля мечтал возродить их.

Подобно своим предшественникам - Афанасию Никитину, Николаю Пржевальскому, Петру Семенову, Готтфриду Мерцбахеру искал он неизведанное, нехоженное, "белые пятнышки" в горах.  Природные данные его были таковы, он так был одарен физически и так полно вмещал душевные силы, которых требовало себе горное дело, что постепенно оказался во главе горного туризма страны. И чудилось потом, будто так он стоял тут всегда, с начала.

Мне неизвестна в деталях линия, по которой двигался он до члена федерации туризма СССР.  Оно и неважно,  ибо Коля Волков принадлежал к числу тех людей, которые не меняются от продвижения.  Я встретился с ним в 1967 г.  уже на высотах его туристской деятельности в самом расцвете  - ему не было 35 лет – здоровым, широкоплечим, без единого седого волоса, с сильным  энергичным лицом,  со спокойным голосом, с неделанной простотой общения, без всяких неприятных резкостей, без раздражения, но с особенною, совершенно непередаваемой улыбкою. Эта особенная манера общения, глубокий демократизм манер и всего душевного склада был самою заметною, самой важною чертой Волкова.

От него нельзя было ни о ком услышать резкого отзыва. И он сам,  и горы, выбранные им маршруты словно отбирали людей, собирая вокруг него достойных сложного горного дела. Он не делал различия между людьми, всегда был с ними заодно. Ему не надо было снисходить Он по природе своей, по естеству своему, не мог быть иным. Он всегда был таков. А в походах, в экспедициях, в палатке, на переправе, в связке эта манера дала наибольший результат - вокруг него создавался особый микроклимат.  Он всегда был раскован,  свободен в общении о людьми и не было человека, который бы после первой же минуты беседы с ним не почувствовал этого особого обаяния, простоты того искреннего, глубокого очарования, которое свойственно только истинно крепким, здоровым, сильным, жизнерадостным и жизнелюбивым натурам.

В походах, на маршруте решал он проблему человеческого духа, вступившего в борьбу с грозной природой. Ему удавалось у себя и у группы мобилизовать и вызвать к действию иногда неведомые ранее внутренние силы человека.  Он был цельным и в крупном и в мелочах. Техника и тактика его хождения были безупречны. Сообразительность,  умение быстро оценить ситуацию, спокойно, без нервов принять правильное решение проявлялось во всем. Сколько почти легендарных рассказов связано с его походами.

Мне врезался в память рассказ потерпевшего о том, как Н. Волков взял себе под пуховку и согрел своим теплом онемевшие ноги товарища.  И это в условиях многодневного белого, ледового безмолвия.  Он поделился последним, что у него было: своим теплом.  "О! Это Человек" , -услышал я тогда.

Горный поход - это контрасты жары и холода, слепящего света и непроницаемой тьмы, льда и воды, скал и снега. Один только снег дает столько контрастов, что выступает перед человеком то как враг,  то как друг. И во всех этих условиях идет работа и отдых, путь и сон.  Немудрено, что в каждом походе отрабатывался то примус, то айсбаль, то крюк, то автоклав. И когда взбесившийся автоклав нанес туристу ожог, то первое, медицинское, что услышали, голос Волкова: «Приготовиться.  Начали».  Самая сильная струя была его.                             

Таких характерных рассказов всякий, ходивший о Волковым знает  немало, когда неожиданными, простыми решениями или быстрыми, смелыми движениями он менял ситуацию.  Такая же простота сказывалась во всех привычках, во всем обиходе. Он говорил, что невозможно мыслить штампами, шаблонами, каждое мгновение может принести неожиданное. И он всегда приходил на помощь в самый нужный момент.

Маршруты Волкова окутаны романтикой самых дорогих туристу названий и мест. Это ледовые сбросы на перевале Дикий под Победой.  Это снежно-фирновые поля под Коммунизмом,  это неведомые ранее пути под Революцией. А сколько раз звучали местные названия: Иныльчек,  Сарыджас, Абдукогор, Обихингоу, Гармо,  Фортанбек. . .

Его квартира у Ногина, а затем на Профсоюзной была одним из  гостеприимных домов Москвы. Здесь всегда был кто-то, кто-то сюда звонил.  Тот, кому надо было получить консультацию по маршруту, тот с кем он оттачивал методическую инструкцию, тот, кто с жаром обсуждал е ним очередное горное приспособление, тот, кто обсуждал о ним оформление материалов похода,  тот,  кто вместе с ним готовил слайды,  те, кто вместе с ним уходили в очередной поход.                   |

Эта квартира проста, но есть одна особенность хозяина: любовь к разным вывескам, столь характерным для старой Москвы. Здесь и беленькая эмалированная полоска из под окна трамвая:"не высовываться", и отлитая педаль из туалета железнодорожного вагона «Нажать тут»…

Прямо против входа пожалуй самая удачная его фотография :"Лукоянов и Марков в ледяной трубе зимнего Иныльчека" и рядом медали,  вымпелы, значки - вся бутафория, атрибуты туризма. Мимо них, каждую первую субботу сентября, когда все возвращались с гор, здесь собирались на его день рождения.

Звонок, открывается дверь и появляется сам хозяин радушно ожидающий гостя в небольшой прихожей, чтобы увести к себе в кабинет.  Здесь массивный письменный стол, шкаф в книгами и остальная часть комнаты занята снаряжением, которое ожидает своего завершения, доделки: рукописи, ждущие завершения. Здесь кисти художника, химикаты фотографа, инструменты мастера.

Пора вернуться к его страсти, к той, которая роднит его с горами,  горными людьми,  туристами, горняками,  альпинистами, страсти,  которой он отдал свою жизнь.

Горы требовали от него,  как и от каждого,  от всех идущих в гopы отзывчивости. Человек такой искренности и простоты, он держался естественно во всякой обстановке. Всегда казалось, что авторитеты,  а он руководил группами, куда входили ветераны войны,  люди значительно старше его но возрасту и выше во служебному положению/ для него лишь источник, где он может почерпнуть совет.  Он всегда имел свое мнение, свое решение. Казалось, на него бесполезно и было бы  давить, он бы просто не понял,  что от него хотят. А поняв, слегка улыбнулся бы, отмахнувшись внешним жестом.

Он слушал всегда очень охотно. Искренне и доброжелательно Коля выслушивал по существу всех, кто к нему обращался /а ближе к весне число групп увеличивалось и число обращавшихся к нему становилось нее больше/.  Коля слушал пристально вглядевшись в какой-либо ближайший предмет,  пока не уловил сути; но улавливал мгновенно, каким то здравым инстинктом нащупывал суть, а раз нащупав, останавливал говорившего и краткими  вопросами снимал сомнения,  затем меткими фразами определял вывод, свое решение. Тут для него вопрос был кончен. Колина принципиальность хорошо известна. Его можно было переубедить дополнительными доводами, но просьбы и меры давления от него отскакивали.  Против того,  что подсказывал ему его опыт, совесть,  он сам уже не мог ничего сделать. Высокая порядочность,  столь характерная для всех его действий словно не давала ему это сделать 

Мнoгo горных туристов из Москвы и Душанбе, Фрунзе и Барнаула,  Красноярска и Иркутска могут сказать, что они ходили с Волковым.  еще больше людей могут сказать,  что они консультировались у Волкова.  Егo группа - удивительное собрание людей. отобранных самими походами, сцементированная горными воспоминаниями. Его принцип был прост: не отсеять половину, а наоборот, сохранить большинство. Каждому найти место во его силам.  Отсюда он шел к горной школе, отсюда родились экспедиции, взаимодействия, взаимопомощь вплоть до забросок.  Так, создавая людям возможность ходить по силам,  сам шел все выше, хотя горы и возраст безжалостно отсеивали одного за другим.  Он каждому отводил свое место,  сохраняя для гор тех. кто их любит. а в группе порой несовместим. А какие разные характеры ходили с Колей в походы - на принципах добровольности отобранные индивидуальности.

Волковские палатки были легки и удобны. Их можно было ставить отдельно в соединить тандемом. В них вмещалось до 12 человек. Сделанные из отслужившего срок парашюта они объединяли туристским уютом людей. На всем туристском снаряжении лежала забота его рук,  ничего не обошло его внимания. И его манера держаться с людьми, и снаряжение, несущее заботу, внимание к людям, все это формировало его влияние на людей. Оно удивительно, это влияние, оно долговременно Более 600 человек пришло на вечер его памяти в Дом туриста. Вечер запомнился,  увидали его дела намного значимее и шире. Увидели то что горы и люди щедро дарили его своей красотой и он смог увидеть эту красоту своим, ему одному присущем взглядом. Все это сконцентрировалось на его картинах, на его слайдах, на его фотографиях,  на нанесенных маршрутах на картах, на лицах всех, кто пришел сюда,  кто говорил о Волкове. И в первую очередь краткое, но крайне емкое слово В. М. Абалакова о громадном прикладном значении в наши дни того дела, которое последовательно и кропотливо делал Волков, порой не выпячивая как это важно для страны.

Коля обладал большим опытом горного восхождения, большим запасом знаний в этой области. Его  написанные книги и статьи, методические материалы, многочисленные советы и консультации. собранная библиотека тому свидетельство. 0тсюда его идеи. Это дерзкие мысли, воплощенные в маршрутах. Коля отличался щедростью идей и  разнообразием интересов. И нес людям добро,  принимая их такими, какие они есть и щедро дарил самим дорогим своим богатством - идеями. И очень радовался, когда ини воплощались в жизнь. Тянь-Шань и  Памир стали для него родным домом. Здесь искал он последние прибежища неизведанного - последние белые пятнышки стираются в XX веке.  Двести дет назад нога человека вступила на Монблан.  Всего двести лет назад. Порой Волков спускался в экспедиции Алтая, Кодаpa, Ямaлa - здоровее жизненное чутье помогало ему и здесь. но всегда глядел он туда,  вверх,  где стояли самые высокие горы страны - пики Победы, Коммунизма, Ленина.

Он стал председателем горной комиссии страны, но в здесь, главенствуя в ней, продолжал быть в тоже время в руководителем и чернорабочим: он не заставлял себя ждать, все делал сам, проглатывая исполинскую массу дел. Сам составлял методики, решения,  лично участвовал в наиболее трудных делах по разбору их в Москве или спасательных работах на Саянах, Кавказе. . .  Трудоспособность была у него богатырская.  К тому обычному весу рюкзака он добавлял еще дополнительный вес фотографа и художника,  и порой находил силы разгрузить в случае необходимости ослабевшего Его трудоспособность гармонически сочеталась со спортивной фигурой, мягкими, упругими и в тоже время уверенными движениями. Это была не просто трудоспособность,  а какая-то особая приятная легкость, резвость во всем, что он делал: и чем труднее был маршрут,  тем воодушевленнее он брался за него 0н умел сам и учил других глядеть постоянно вперед, быть собранным, видеть одну цель перед собой и в тоже время боковым зрением видеть все вокруг себя. Помню напряженные мартовские дня 1967 г.  По детски улыбаясь, он вел группу на Тань-Шань, под Победу.  С той же улыбкой,  можно было  видеть его в конце похода, на сложнейших перевалах Памира. Своей улыбкой он радовался тому, что все идет благополучно, что группа вместе, что маршруты проходятся.  Особенно он радовался, когда было доказано что зимний Тянь-Шань открывается для туризма.

Его маршруты отличались новизной и изяществом. Его походы отличались по мастерству исполнения.  Насыщенные спортивными элементами всегда привлекали они опытных людей, И Коля приковывал в них к себе внимание. Все шло живо, естественно, от маршрута к маршруту,  от похода к походу и росло. Внимание к горному туризму, тяга к походам заметно усилилась и что самое главное – горы наполнялись людьми. Даже на Памире и Тянь-Шане открылись плановые туристские маршруты. Люди все чаще обращали свои взоры к горам, думали о них, когда решали вопрос отпуска. И это естественно. Страна работала, люди трудились и отдыхали. В горах ковались сильные характеры.

В качестве руководителя горной комиссии страны он продолжал ходить рядовым участником спортивных групп и экспедиций. Его присутствие в группе никого не стесняло. Он шел рядовым и никогда не пытался навязать свой стиль, надевать на других своя мерки, свои критерии. Не навязчиво, спокойно, именно не навязчиво одобрял он полезное и интересное. Но он видел всех и в нужный момент находил слово или действие одобрения. Этому умению быть незаметным и влиять сильно мало кто у нас научен.Волков обыкновенно шел изредка поднимая голову: следил за маршрутом,  искал кадр.  Группа ощущала.  Он идет с  нами. И каждый в группе шел спокойный и уверенный, что все делают общее дело. Он всеми своими поступками доказал важность для гор общность людей, товарищество. Он как бы каждый раз подчеркивал: горы не терпят одиночек.

Таков был Волков. Он провел в нарастающем темпе маршрут за маршрутом. Еще не сведены воедино его задумки и реализованное, щедро разбросанное по статьям и друзьям. Слишком долго было бы подбирать отдельные замечания его, мнения при утверждениях маршрутов, их уточнениях. Но они в совокупности отразили бы тот же образ одаренного человека, рожденного для гор, нашедшего в горных походах свое любимое дело.  Я приведу только, как характерное для его общественного кругозора мнение о судьбе горного туризма. Оно в основном совпало с теми идеями, что говорил В. М. Абалаков на вечере его памяти. Коля настойчиво формировал мнение - горный туризм нужен стране. надо только оттачивать технику его безопасности. Он был  горячим сторонником вобрать в горный туризм весь положительный опыт альпинизма, лыжных походов по тундре и Ледовитому океану, водных и пешеходных походов, всего того, что можно было перенять от нашей армии, космонавтики, ее богатого арсенала средств и методов. Он тверд был в убеждении, что в дни, когда человек осваивает, интенсивно осваивает для народного хозяйства предгорья и переходит к горам, должен отрабатываться и оттачиваться опыт их освоения. Люди должны знать горы, привыкнуть к ним,  чтобы они с торицей отдавали свои возможности

Волков горел идеей туристского освоения Памира и Тянь-Шаня.  Он был турист, прежде всего горный турист, человек из стана одержимых, того стана, что пополняет кадры талантливых людей - изобретателей, художников, первопроходцев. Здоровый физически и духовно, он нес в себе ту искру, что загорается во мере набирания высоты, во мере усложнения маршрута. Горное спортивное творчество имеет две стороны: - это коллектив, это группа, это связка, это отрицание одиночек, полное отрицание одиночества в коллективе; с другой стороны оно индивидуально: кто-то всегда идет впереди, чаще всего Коля шел первым,  и последний раз в связке он вышел вперед; кто-то один забивает крюк, разжигает примус, страхует. Более того,    коллективные дебаты не могут заменить индивидуального решения лидера. Коля свято соблюдал живые традиции гор. Логикой своих походов, своим примером он укрепил и возвеличил горный туризм,  благодаря своей простой, но глубокой вере в ценность и необходимость для страны гор. Ведь это наши горы. И они дали ему не одно мгновение радости. Его данные, при его трудолюбии и любви к горам, при вере в важность доверенного ему дела, дали ему возможность накопить для нас опыт. Поделиться им через книгу. не лишенный марки личного творчества, первопроходца многих маршрутов. В нравственном опыте горного туризма, сформировавшемся в 60-70 ые годы, есть и частица его опыта. 0пыт будет сохранен.Таков закон гор, вбирать в себя все лучшее, что добыто дорогой ценой.

Кто не был в горах, часто задает один и тот жe вопрос:"Зачем мы ходим в горы?" Можно добавить от себя:"Какие великие силы неясных устремлений толкают людей на вершины земли?".  Понятный горным туристам ответ дал поэт: ". Лучше гор в мире есть только горы, на которых еще не бывал".

И здесь мы лишний раз вспоминаем тех, кому не суждено было  спуститься вниз, но которые без гор не были бы такими, не озаряли  бы нас своим теплом,  своим влиянием. А влияние таких людей огромно. Они дают заряд жизни многим поколениям людей, живущим после них.

28 02 82    Б. Мясоедов

Б. Мясоедов    Коля Волков вел нас зимой в глубь Тянь-Шаня.

Наступал 1967 год. Уже были освоены зимние Карпаты, Урал, с трудом пробивали утверждение в зимние походы на Кавказ, Алтай, Саяны… Но Тянь-Шань, Памир?

Решение у Коли зрело давно. В характере Волкова идти к цели не сразу, тщательно готовиться. Появившись, идея  не давала ему покоя. Ведь летом в район пика Победы уходит много альпинистов, но зимой... Зимой в глубь Тянь-Шаня еще никто до него не водил группы. Но ведь кто-то должен быть первым. Быть первым – в характере Коли Волкова.

Позади притоптанный снег перед домом на Спасоголенищевском Б., где мы собирались перед походом и откуда дружно поехали из Москвы. Позади яркая капель на железнодорожных станциях Средней Азии, на улицах Пржевальска, где отметили День Советской Армии, благо с нами ехал Петр Иванович Лукоянов. Позади снежный перевал на пути в долину реки Сары-джас. Пройдена и долина реки Иныльчек, где лошади пограничников переступали то по едва запорошенной снегом земле, то по наледям притоков Иныльчека. Здесь и сухая трава, здесь и пыльная дорога, здесь и бесконечные тропы, которые зимой и летом пробивают овцы и лошади. Здесь все как летом, только не жарко, да в реках совсем мало воды. Мы спокойно переходим вброд реку у подножия ледника Иныльчек, летом же здесь мутная сумасшедшая вода собьет с ног и закрутит в своих водоворотах.

Следы большой воды перед нами. Это огромные ледяные грибы. Они образовались месяца за два до нашего прихода, когда выше в горах прорвалось озеро Мерцбахера и вал воды в лютый мороз понесся по руслу реки. Вспоминаю Колино трепетное уважение к имени Тянь-Шаньского географа, когда он с особым пониманием и уважением говорил, что Мерцбахер не только гнал перед собой стадо баранов, но и вез на лошадях курдюки с вином. А мы идем к поляне Мерцбахера мимо ледяных грибов по льду и помимо громадных рюкзаков тащим на себе тяжелые горные лыжи. Справа остается склон горы с редкими тянь-шаньскими елями, затем берег обрывается отвесной скалой. Слева в реку сползает ледник Иныльчек. Его могучее тело здесь, рядом с нами. Оно покрыто вечным слоем камней и грязи и простирается на несколько десятков километров.

Иныльчек чем-то напоминает огромных размеров спрута, который распростерся в сердце Тянь-Шаня и охватил своими щупальцами вершины гор. Ибо сотни ледников, спускаясь с гор и пиков Максима Горького, Чапаева, Хан-Тенгри, Победы и других, сливаются в долине в одно имя — Иныльчек. Эти грандиозные потоки льда медленно-медленно двигаясь, сползают со склонов, внизу перемешивают камни, некогда сорванные с вершин и со склонов. Здесь Коля ходил летом. Здесь между вершин не одна Колина мечта. Здесь «дыра» Волкова и он мечтает пройти и ее.

Ледник стал нашим домом. По нему мы двигаемся, его лед мы топим для питья, в нем скрываемся от ветра, на нем ставим палатки. Здесь мы живем... Коля каждый раз как-то душевно напоминает: «Слона на автоклав! И заваривать за пять минут до чая». Все знают кредо Волкова: «Чай должен вязать язык». Все знают – Коля любит гонять чаи.

Идти по леднику довольно трудно, хотя туры вдоль тропы четко указывают путь сквозь нагромождение каменных глыб и ледяных сбросов, сквозь лабиринты льдин, трещин и камней. У нас за плечами большой груз и еще лыжи. Я это вспоминаю и сейчас, ибо  груз давит, груз тянет нервы, груз устами Волкова через каждые 50 минут говорит: «Привал!». Трудно вспомнить какое-нибудь более приятное слово.

Зимний Иныльчек преподносит нам сюрприз за сюрпризом. Прежде всего это ледяные пещеры. Летом по ним ледниковая вода устремляется вниз, а сейчас они словно сказочные гроты. Войдешь — все искрится и сверкает, свешиваются огромные сосульки, на потолке крупные кристаллы причудливых, невиданных форм. Словно фонарики, просвечивают они в  местах, где тонка ледяная стенка.

А солнце играет на гранях кристаллов инея. В другой пещере толстые натечные стены. Они прозрачны и просматриваются на метр и более, так, что каждый случайно вкрапленный камушек или песчинка четко видны в глубине. Коля делает прекрасные фотографии ледяного грота. Одна из них украшала новую квартиру Коли и Нины. Свою страсть к фотографии и рисованию дополнительным весом Коля брал на себя. И иллюстративный ряд Колиных походов напоминает о пройденных им путях. Воистину это богатство виденное его глазами и оставленное нам. 

Сюрпризы зимнего времени есть и на небольших озерах, где иссиня-прозрачный лед взорвался от сжатия голубым цветком или продолговатым нагромождением. Когда входишь в нагромождение вспученного льда и слышишь непрекращающийся треск, становится не по себе: ведь сжатие может повториться в любую минуту и  тогда останешься здесь в ледяных объятиях, навек в сказочной голубизне прозрачных трехметровых лепестков... Трудно привыкнуть к тишине. Нигде не журчит вода. Порой кажется, что от такого безмолвия лопнут барабанные перепонки. Уши, привыкшие к городскому шуму, никак не могут привыкнуть к этой первозданной тишине.

Вот уже  несколько дней как скрылись последние признаки жилья. Здесь, среди ледяного безмолвия, у подножия высочайших гор, чувствуешь себя маленькой крупицей жизни, порой охватывает ощущение беспомощности. Только три раза за эти дни столкнулись мы с жизнью: поперек долины тянулись следы барса, их цепь терялась в искрящемся снегу. Потом мы увидели архаров: вдвоем удалялись они от нашей группы и наконец скрылись за скалой. Наконец ближе к леднику Дикому над нами пролетела черная птица.

Слева и справа и позади нас громады гор. С каждым днем их становится все больше. Когда тропа прижимается к склону, горы кажутся столбами, подпирающими небо. Далеко за Зеленой поляной на шестой день пути наконец появился снег. Лыжи подогнаны заранее, и мы уверенно скользим по твердому насту ледника, иногда упираясь в непроходимые лабиринты льдин, камней, трещин. Тогда мы прижимаемся к склонам хребта. Горы неповторимы. Нет вершины похожей на другую. Целые дни мы любуемся их красотой при меняющемся освещении. К вечеру там, впереди, где в небо уходит Хан-Тенгри, на его склонах долго горит солнце.

Ледник Дикий встретил нас грохотом лавин; они падали со склонов пика Победы. Тишина и безмолвие Иныльчека сменились шумной тревогой. Грохот огромных падающих масс снега, отдаленные отзвуки глухих обвалов заставляют насторожиться. На наших глазах рухнул карниз, нависавший над гладкой каменной стеной. Мы слышали, как громада откололась, видели, как ударилась она и посыпалась вниз раздувающимся облаком лавины... Невольно думаешь, что не случайно леднику и перевалу дали меткое название — Дикий.

Под Победой, под Диким  мне стало плохо. Толя Марков остался со мной, когда Волков увел группу через перевал Дикий… Вдвоем, спустившись на контрольное место, мы остались ждать группу на леднике, когда они появятся с ледника Звездный. Вместо положенных пяти суток мы прождали семь. Нам уже не раз мерещилось, что намозолившие глаза камни движутся… Группы все не было. Над нами возвышался Хан-Тенгри. Стояли ясные солнечные дни. Только каждый день после полудня, «зацепившись» за Хана, возникало облачко-кольцо, подтверждая строку М.Ю.Лермонтова: «Ночевала тучка золотая / На груди утеса великана…». Мы все ждали. Особенно тяжело тянулись последние тревожные дни, а они все не шли и не шли… Мы сберегли для группы малость продуктов, которые им очень пригодились и пошли вниз вместе с тревогой...

...Обратный путь вниз легче, но из-за голода идти нелегко. За несколько дней, хоть и с поземкой, снег не сумел забить лыжню. Идем, минуя места ночевок, к Зеленой поляне, где наша база, наши припасы. Сюда, минуя поляну Мерцбахера и знаменитый своим именем камень, на Зеленую поляну они пришли через день после нас. Счастью Волкова не было границ. Он по настоящему радовался. А как не радоваться. Дикий прошли успешно, пик Победы видели совсем близко, все живы-здоровы и главное снова вместе, дождались, верили, вниз не побежали, шум  не подняли… Коля потом, уже в летнем походе, когда мы с ним искали точку съемки панорамы, сделанной П.П.Семеновым-Тянь-Шанским сказал: «Хорошо, что обошлось без шума…».

От Зеленой поляны пересекаем Иныльчек, чтобы взглянуть на озеро Мерцбахера. Видеть озеро и зимой и летом, много значит. Летом ледяные воды с айсбергами вплотную подходят к отвесным береговым скалам. Сейчас оно сковано льдом и ничем не отличается от основного ледника. Вмерзшие айсберги делают озеро похожим на изломанную поверхность ледника.

Но пожалуй, самое любопытное на Иныльчеке — это длинные вереницы каменных россыпей, они, словно составы грузовых поездов, стекают с гор к нижней части ледника. Смотрю я на эту картину, и представляется мне, как каждый год сдвигается тело ледника метров на двадцать и камни, упавшие за лето к подножию, отходят вместе с ледником. Так тянется буграми цепь с разноцветными камнями — красные с Хан-Тенгри, желтые с Победы... У подножия ледника, от его постоянного подтаивания они перемешиваются... В самой долине и в русле реки только по цвету можно догадаться, со склона какой вершины попал сюда этот камень... Темно-красный камень с Хана до сих пор храниться у меня как память о Колином походе.

Зима в Тянь-Шане. Необычный поход в горы. Это заманчиво. Это интересно. Это для себя и друзей сделал тогда  Коля Волков.